Усобники - Борис Тумасов

Оставив коня гридину, Даниил через распахнутые ворота вступил на поросший травой двор. У двери часовни увидел игумена, маленького, древнего, как сам монастырь, старца Аввакума.

Даниил низко поклонился:

Благослови, отче.

На московского князя смотрели мудрые, глубоко сидящие глаза. Тихо, но внятно Аввакум спросил:

Ты, князь Даниил, инока Дмитрия повидать вознамерился? Ступай на задний двор, он там дрова колет.

Завидев приближающегося брата, Дмитрий отложил топор. В очах ни радости, ни удивления. Спросил глухо:

Зачем явился ты, Даниил, в обитель?

Перед московским князем стоял исхудавший, осунувшийся старик в черном монашеском одеянии. Даниил и рта не успел открыть, как Дмитрий продолжил:

В жизни иноческой, в молитвах утешения ищу. Зачем нарушил покой? И не суди меня, уезжай. Я сам себе судья, да еще Отец наш, Всевышний.

Склонился Даниил в низком и долгом поклоне, медленно вышел за ворота. Грудь сжало, понял: не видеться ему больше с братом…

Гридин подвел коня, придержал стремя. Отъезжая от монастыря, Даниил оглянулся, но Дмитрия из-за бревенчатого забора не увидел.

Стонала Русская земля, кровавыми слезами умывалась. Уже шесть десятилетий прошло, как поработили ее татаромонголы. Ведут учет русским людям ордынские счетчики, собирают выход — дань — ханские баскаки. На невольничьих рынках Сарая и Кафы торгуют рабами-русичами. Трудятся они в Орде и Константинополе, в Персии и на Востоке, за морем Хвалисским. Прикованы к скамьям на военных кораблях Византии и Венеции, их весла выгребают ноды в Русском и Средиземном морях. Руками искусных мастеров из Руси отстраивается столица ордынцев и богатеет Золотая Орда.

Ордынская сабля нависла над Русью. Опасность подстерегала Русь не только с Востока, она подступила к ней и с Запада. Еще при жизни Александра Невского, княжившего в Новгороде, немецкие рыцари пытались прощупать русичей силой, но получили достойный отпор. Рыцарские ордены — Ливонский и Тевтонский — старались подчинить литовские племена. И тогда перед лицом опасности литовцы начали объединяться. Их князь Миндовг, заняв Новгородок, распространил власть не только на литовские племена, но и на некоторых русских князей, правивших в верховьях Немана. Под власть Литвы попали земли Черной Руси: Гродно и Минск, часть Полоцкого княжества, Витебского, Смоленского.

Теснимая с Востока и Запада, Русь сопротивлялась…

* * *

Чем больше лее прибывало князю Даниилу Александровичу и гуще покрывала седина голову и бороду, тем чаще и ярче подступали воспоминания о далеких годах детства в Новгороде, где княжил отец Александр Ярославич.

Буйный, горластый Господин Великий Новгород с его концами, в которых жили мастеровые и торговые люди, Волхов с наплавным мостом, соединяющий две стороны города, Детинец, собор Святой Софии, вече, собирающееся по ударам колокола, шумное, драчливое…

По теплу, когда вскрывался Волхов, новгородцы провожали ушкуйников — ребят лихих, отчаянных. Они уходили покорять для Новгорода новые земли, строить городки и укрепления. До самого Белого моря и до гор Уральских доставали ушкуйники.

Стоял Великий Новгород на перекрестке главных торговых дорог, собирал пошлину с гостей и сам вел торговые дела со многими землями.

О несметных сокровищах Новгорода говорили в замках шведских и датских королей, во дворце венецианского дожа и в палатах византийского императора, о богатстве Господина Великого Новгорода знали император германский и хан Золотой Орды.

Разрушив города Руси и сломив сопротивление удельных князей, хан Батый двинул свои несметные полчища на Новгород. Как саранча, летящая плотной тучей, поедающая все по пути, шла орда, и черный след оставался на земле после нее.

Страх обуял новгородцев. Но неожиданно Батый повернул орду и пошел на Киев, чтобы оттуда ринуться на венгров и поляков.

Что же остановило непобедимого хана, внука могучего Чингиса? Путь на Новгород перекрыли полчищам Батыя болота. Хан сам видел, как тонули в трясине его передовые отряды. Топи беспощадно поглощали и воинов, и коней, засасывали их, и тогда жуткий вой сотрясал всю окрестность.

Пользуясь ослаблением русских княжеств, скандинавские предводители, литовские киязья и немецкие рыцари пытались овладеть землями Новгорода, но горожане дали им отпор.

Но когда хан Батый, вернувшись из Западной Европы, создал свое ханство — Золотую Орду, он призвал к себе русских князей и объявил их своими данниками. На Русь наехали баскаки и счетчики с многочисленными отрядами, а в Орду потянулись вереницы русских рабов, заскрипели колеса татарских высоких арб, груженных ордынским выходом. И не выстоял Господин Великий Новгород. И хоть не признали новгородцы себя покоренными, но отныне вынуждены были выплачивать Орде немалую дань.

Богател торговый город Новгород, твердо стоял на западных рубежах Руси.

Упрямы и непостоянны новгородцы: сегодня одному великому князю присягают, завтра другому. То великого князя Дмитрия Александровича признавали — ан не угодил им, то к Андрею Александровичу повернулись, его великим князем назвали… О псковичах и новгородцах думал князь Даниил, и вдруг явилась мысль: рассудил бы кто-нибудь их спор, спор братьев, сыновей Александра Невского!

Однако кто станет судьей? Был бы жив храбрый Довмонт, князь Псковский, — иное дело. Даниил видел Довмонта, когда молодой литовский князь явился в Псков и попросил убежища. До этого он служил великому князю Литовскому Миндовгу, но, когда тот отнял у него жену, поднял против него мятеж, убил Миндовга и отправился на Русь. Довмонт княжил в Пскове больше тридцати лет и своими подвигами снискал себе славу. Не Довмонт ли предоставил последний приют переяславскому князю Дмитрию, когда тот отрекся от великого княжения в пользу городецкого князя Андрея?.. Второе лето, как нет в живых Довмонта. А перед тем одержал он победу над немцами из Ливонского ордена. Когда те осадили Псков, грабили монастыри, убивали монахов и женщин с детьми, старый, больной воевода Довмонт вывел из города свою дружину.

Помните, — сказал он воинам, — за вами отечество! За веру Божью не знайте страха!

И здесь, на берегу реки Великой, Довмонт разгромил рыцарей.

Довмонт обнес Псков каменной стеной, и власть его простерлась почти до Полоцка.

После той победы над немцами Тохта позвал Довмонта, но псковский воевода умер, так и не изведав ордынского унижения…

* * *

Шло лето шесть тысяч восемьсот девятое, а от Рождества Христова одна тысяча триста первое. Великий князь владимирский Андрей Александрович принимал новгородское посольство. Много раз приезжали к нему новгородцы, просили помощи. Одолели шведы. Пятину, какую освоили ушкуйники, — карельские земли, — шведы посчитали своей. Их ярл Сиге заложил крепость и назвал ее Кексгольм.

К Кексгольму подступили новгородцы, взяли крепость на щит, не оставив в живых ни одного шведа. Новгородцы срыли вал и засыпали ров, а на берегу Финского залива восстановили свою крепость Копорье. Минуло пять лет, и огромный шведский флот бросил якоря в Неве. Его привел маршал Торкель Кнутсен — государственный правитель Швеции. Здесь, при устье Охты, шведы заложили крепость Ландскрону.