Касты. Истоки неравенства в XXI веке - Изабель Уилкерсон

– Я никогда не спрашиваю о качестве предмета, – сказал ученый. – Я спрашиваю цену. Если я спрошу о качестве, мне скажут: «Вы не можете себе этого позволить, зачем вы тратите мое время?» Если я скажу, что хочу что-то рассмотреть, мне скажут: «Уходите. Я звоню в полицию». Поэтому я возвращаюсь с друзьями, которые не являются далитами, которые говорят на своем наречии и достают мне то, что нужно.

По этой причине он стоял в вестибюле элитного отеля после обеда недалеко от кампуса и указывал на свою обувь – кожаные кроссовки. Он наклонился и нажал на пустой носок ботинка.

– Эти ботинки, которые я купил, – сказал он, – не моего размера. Они для меня слишком большие. Я купил их, потому что не хотел беспокоить продавца. Я просто не знал, могу ли просить другой размер. Так что я купил то, что он мне дал.

Ему, как и людям из подчиненной касты, где бы ни была каста, пришлось создать целый протокол, чтобы защитить себя от оскорблений.

– Если я пойду в магазин и задержусь на тридцать минут, мне придется что-то купить, – сказал он. – У меня так много вещей, которые я боюсь вернуть.

Далиты подвергались жестоким нападениям за кастовые нарушения, даже сегодня в сельских районах им запрещено ходить по тем же дорогам, что и доминирующая каста. Семья из района Веллор была вынуждена нести умершего любимого человека по проселочным дорогам, чтобы добраться до погребального костра. Мужчинам пришлось опустить тело, завернутое в ткань и листья, с помощью веревки с моста, при спуске тело болталось, а мужчины внизу протягивали руки вверх, чтобы принять его. Им было отказано в доступе к дорогам общего пользования, поскольку, согласно крепко усвоенным суевериям, они оскверняли все, к чему прикасались.

Они делают то, что им было предписано, чтобы избежать дальнейшего оскорбления.

– Для нас это достоинство, – пояснил он. – Если я куда-нибудь пойду, мне могут сказать: «Вы не можете себе этого позволить, вы зря тратите мое время». Поэтому, когда я иду в ресторан, я не хочу отнимать время у официанта. На нас могут напасть, а потом утверждать, что мы враждебны, тогда как для нас это вопрос достоинства. Наше достоинство находится под угрозой.

Однажды он проводил двух белых американок в магазин и был поражен их поведением.

– Они отняли у хозяина время и ничего не купили, – сказал он. – Я и представить такого себе не мог.

Страх глубоко укоренился в его душе. Я спросила его:

– Это страх ожидаемого или фактического отказа?

– Первое – лишь следствие второго, – ответил он.

– Что помогло бы вам почувствовать себя лучше в таких ситуациях? – задала я следующий вопрос.

– Мне нужно научиться чувствовать себя лучше в собственном теле, – сказал он.

Обеденный час на пароходе девятнадцатого века на довоенном кастовом Юге проходил следующим образом: по первому звонку вместе с капитаном для трапезы усаживались белые пассажиры. Когда они закончили, звенел второй звонок для белых членов экипажа – инженеров, рулевого, слуг. Только после того, как все белые люди на борту, любого класса и статуса, завершат свою трапезу, звенел третий звонок, и разрешали есть черным членам экипажа, рабам или свободным.

Однако возникала проблема, если среди них оказывались свободные чернокожие пассажиры. Свободные черные платили за проезд и по документам находились в той же категории, что и белые пассажиры. Скорее всего, они принадлежали к среднему классу, но имело значение то, что они принадлежали к низшей касте. Исторически сложилось так, что каста важнее класса.

Для черных и белых было табу сидеть, стоять или есть в одном помещении в одно и то же время или даже пользоваться одной и той же посудой. Таким образом, они не могли есть со своими белыми коллегами или даже с белыми членами экипажа, которые предположительно были ниже по классу, чем они.

Но дело было не только в этом. Свободные чернокожие были оскорблением кастовой системе, как бы провоцируя нарушение ее границ. Самим своим существованием, перемещаясь на равных с доминирующей кастой, имея средства для входа в пространства, считающиеся прерогативой лучших, и будучи достаточно изобретательными, чтобы обрести свободу и пользоваться ею, они ставили под сомнение всю кастовую систему убеждений. Если люди из низшей касты обладали способностью быть равными, то почему их порабощали? Если они были достаточно умны, чтобы делать что-то другое, кроме сбора хлопка или мытья полов, то почему тогда они собирали хлопок и мыли полы? Эти мысли возмущали ум, и поэтому их изгоняли.

После того как ужин был убран, а все остальные на борту поели и разошлись по своим каютам или постам, небольшой группе черных пассажиров, в данном случае представленной только женщинами, разрешили есть в кладовой, «стоя за столом прислуги»[378].

С самого почина кастовой системы в Америке люди из низшей касты, которым удавалось каким-то образом подняться выше своего положения, становились ударными войсками на передовой иерархии. Люди, которые появляются в местах или на позициях, где их не ждут, могут стать пехотинцами в борьбе за уважение и признание в битве, которая, как они надеялись, давно закончилась.

* * *

Общественные транспортные средства и места для отдыха становились местом кастовой конфронтации именно потому, что они объединяют в ограниченном пространстве, на ограниченное время и с конкретной целью группы, которые исторически держались отдельно. Они становятся пробниками кастового взаимодействия с его писаными и неписаными кодами, невысказанными, но понятными правилами поведения.

В 2015 году члены книжного клуба чернокожих женщин ехали на поезде в винный тур по долине Напа. Они смеялись и болтали, как и другие туристы, что неудивительно, учитывая цели тура и градус алкоголя в крови. Но, казалось, только они привлекли внимание метрдотеля. «Когда вы смеетесь, – сказал им метрдотель, – я вижу это на лицах [других] пассажиров»[379]. Вскоре поезд остановился, и черных женщин, из которых некоторые были уже в пожилом возрасте, приняла на перроне полиция, «как будто они совершили преступление», – говорили позже.