Совершенные - Марина Суржевская

– Переждем ночь, тебе надо отдохнуть, – сказал Август. – Утром двинемся по шельфу вниз, с каждым километром будет теплее.

– Не говори мне слово «километры», – проворчала я, прикрывая глаза. Веки казались тяжелыми. И все же я не позволяла себе уснуть. – Почему ты не раздеваешься?

– Я…останусь в одежде. Она уже почти высохла.

– Не дури и снимай мокрое, Август. – И тут меня осенило: – Ты что же… смущаешься?

Он отвернулся, делая вид, что не слышит, а я едва не рассмеялась.

– Истиннодух, и правда смущаешься! Брось, я уже все видела. Ну почти. Раздевайся, одежду надо высушить, ты сам сказал. Иначе ты заболеешь и сляжешь с температурой.

– Я же сказал – она почти высохла.

– Да мокрое все, я отсюда вижу!

– Тебе кажется. К тому же я поел и теперь вполне способен себя согреть.

– Август, немедленно раздевайся! – командным голосом рявкнула я, но, увы, на этого человека мои властные нотки тоже не действовали. Он лишь фыркнул. Не выдержав, я все-таки рассмеялась. – Кошмар, я ощущаю себя старым развратником, соблазняющим невинную девицу! Не бойся, я не буду трогать твои прелести!

– Мои прелести? – поднял он брови.

– Ну да. Те, которые ты так отчаянно от меня прячешь. Не трясись, я не буду тебя совращать. В данный момент ты интересуешь меня лишь с гастрономической точки зрения.

– С какой?

– Плотоядной. Раздумываю, сумею ли тебя разделать и съесть, если нас завалит снегом, и мы застрянем в этой развалюхе.

– И как? Сумеешь?

– Вряд ли, – с истинным сожалением вздохнула я. – К тому же, если я тебя съем, то как найду дорогу в город?

– То есть причина лишь в этом? – насмешливо протянул он. – И это снова забота лишь о собственном благополучии?

– Даже не сомневайся. А теперь живо стягивай тряпки и лезь под одеяло. Раз я не могу тебя слопать, то хотя бы послужишь дополнительным источником тепла.

Он моргнул, рассматривая меня, потом хмыкнул, но все-таки стянул промокший свитер, аккуратно развесил рядом с моей одеждой у очага. Стянул ботинки. Подумал… и не стал снимать штаны. Я демонстративно закатила глаза. А потом скользнула взглядом по красивой мужской фигуре. Задержалась на рельефных плечах, прошлась по выемке позвоночника до самой поясницы и ремня. Прочитала парочку черных строк на лопатках. И подумала: хорошо, что штаны он оставил при себе…

Август опустился рядом, и я накинула на него край одеяла. Буря завывала как стая обозленных волков, скалящихся на наше ненадежное укрытие.

Я легла боком, потому что подстилка была узкой для нас двоих.

Тлеющий угольный кирпич давал слишком мало тепла даже для крохотной лачуги. Поэтому я дрожала, все еще не в силах согреться. Подтянула коленки к груди, хотя это почти не помогало.

Странно, но сон не шел. Тело гудело от усталости, но заснуть почему-то не получалось.

Август тоже лег и некоторое время мы слушали, как воет ветер. Я потерла замерзшие ладони, не желая признавать, что боюсь.

– Не могу уснуть, – прошептала я. – Не могу, когда ты…Когда все это…Черт. Расскажи что-нибудь.

– Я знаю притчу о Великом Отшельнике, много молитв и историй из священного Писания. Но вряд ли они тебе понравятся.

Точно. Мне они совсем не понравятся.

– Это те, где всем воздается по заслугам, а за благие дела человек получает милость Истинодуха?

– Да.

– Глупость несусветная. – Я все-таки закрыла глаза, старясь не думать о его близости. Не вслушиваться в стук его сердца. – Хорошо, что я в это не верю. Я рано поняла, что быть хорошей чрезвычайно невыгодно. Что это самая хреновая идея – быть хорошей. Чем лучше человек, тем больше к нему требований. С каждым хорошим поступком окружающие будут ждать большего, большего, еще большего! Это ненасытная прорва, которая никогда не наестся. От хорошего человека ждут безупречности, а стоит ему оступиться – и его не простят… Твоя вера утверждает, что хорошим воздастся, но это вранье, Август. Моя мама была хорошим человеком. Знаешь, как ее называют? Несравненная Аманда. Миротворец и спасительница, смелая и отважная Аманда. Пример, на который я должна была равняться с самого детства.

– Твоя мама была достойной женщиной.

– Она была Совершенной. Достигла Пантеона, когда мне исполнилось шесть. А знаешь, что произошло в тот же год? Она умерла! Снова спасая чужие шкуры. И вместо нее остался лишь чертов портрет на стене, где она и на себя-то не похожа! А святой отец на поминальной службе сказал, что Истинодух забирает лучших. Тогда я решила, что к черту все эти прекрасные качества. Лучше быть стервой, чем дохлой.

– Ты думаешь, что жестокость спасет тебя от боли, Кассандра. Но это не так.

– Еще как спасет. Уже спасает, – процедила я. – Знаешь, в академии у меня ужасная репутация. Считается, что я переспала со всем курсом, ну и еще с парочкой преподавателей. Ах да, и с ректором, конечно. И неважно, что он пузатый старик с лысиной и пятью внуками. А знаешь, что самое смешное? Я сама пустила большинство слухов о себе.

– Зачем? – Его голос звучал глухо.

– Поначалу хотела отвадить одного слишком настойчивого поклонника… Ну а потом…Потом поняла, что никто не обратит внимания на мои безумства, если совершать их… регулярно. Ну или делать вид, что совершаешь. Быть стервой – очень выгодно, знаешь ли.

– Ты не стерва.

– Еще какая. Но знаешь, что ужасно? Весь Аннонквирхе будет рыдать от смеха, когда узнает, что стерва Кассандра умерла девственницей. На самом деле это довольно обидно. Я ведь даже никогда толком не целовалась. – Поцелуй Дамира я решила вычеркнуть из памяти как нелепую случайность.

– Кассандра, ты не умрешь.

– Откуда ты знаешь? Серьезно, кто бы мог подумать, что я так облажаюсь в этом вопросе. Обидно умирать, так и не узнав, почему все сходят с ума от этого самого секса…

Август за моей спиной отчетливо поперхнулся. Похоже, он не привык к подобным откровениям. Я же снова потёрла ледяные ладони. Буря колошматила по крыше и стенам снежными кулаками, и я заставляла себя не вздрагивать от каждого удара.

– А у тебя была девушка?

– Нет.

– Совсем? А поцелуи?

– Один раз меня поцеловала девушка с розовыми волосами. Тот поцелуй я запомнил на всю жизнь.

Я осеклась. Да уж… Тот поцелуй мы оба никогда не забудем. Но можно ли назвать это хорошим воспоминанием?

Проклятый Август умеет сбить меня с толка.

– И все? – пробормотала я.

– И все.

– Отлично, – кисло протянула я, глядя на закопченную бревенчатую стену. Кажется, или она дрожит под напором стихии? Надо просто не думать о том,