День всех пропавших - Дот Хатчисон

– Не надо, пожалуйста.

Учитывая, что Вик с Дженни принимают у себя не только Хановерианов, но и Шравасти, Инару и Викторию-Блисс, народу набирается слишком много даже для верного минивэна Дженни. Помогаем переправить всех домой. Никого не удивляет, что Марлен тактикой мягкого запугивания убеждает остаться на ужин. В итоге мы покидаем жилище Хановерианов уже почти в полночь.

Машина Брэна припаркована возле Дома. Однако когда я дохожу до фонаря, где обычно наши пути расходятся, Эддисон указывает прямо, в сторону моей квартиры.

Что ж, я не против.

Карабкаемся вверх по лестнице, волоча за собой сумки. К двери приклеен простой белый конверт. Срываю его, отпираю дверь и бросаю вместе с ключами на кухонный стол. Брэн тычет в него пальцем:

– Разве не нужно его открыть?

– Я и так знаю, что там.

Он тычет снова.

Я смеюсь.

– Это напоминание об аренде. Надо сообщить до конца месяца, собираюсь я продлять арендный договор или нет.

– А…

– Пойду в душ, смою дорожные запахи.

Все еще странно залезать в шкаф, где больше не ютится неуклюже в углу, словно клоун с ножом, старое свадебное платье. Приятно-странное чувство, но все равно непривычное. Я никогда прежде не осознавала, как похоже Платье на назойливого соседа: занимало место, причиняло неприятности, никогда не платило за аренду… Быстро принимаю душ и чищу зубы, затем переодеваюсь в футболку «Федеральный Бабский Расследователь»: подарок от Мерседес, явно предназначающийся для того, чтобы Брэн при виде нее поперхнулся. Из той поры, когда Брэн был лишь Эддисоном. Когда возвращаюсь, он уже лежит в кровати с извещением в руке.

Перекладываю медвежонка в форме ФБР на прикроватную тумбочку и ложусь рядом. Брэн трясет бумагой:

– Что решишь?

– Мне нравится квартира, но я сыта по горло необходимостью продираться каждый раз сквозь бюрократические дебри из-за того, что они отказывают принимать платежи заранее или онлайн. Так что не знаю.

Брэн делает глубокий вдох.

– А что, если ты переедешь ко мне?

– В Дом?

– Обязательно называть его с большой буквы?

– Наверное, необязательно, однако я годами твержу тебе то же самое про хоккей.

Он мягко бьет меня подушкой, а я в ответ пользуюсь тем знанием, которым никогда, ни при каких обстоятельствах не поделюсь с Мерседес или Прией – знанием его единственного уязвимого для щекотки места. Брэн, извиваясь и смеясь, отползает, затем обеими руками и одной ногой прижимает меня к матрасу.

– Перестань, женщина!

– Ни за что.

За этим следует поцелуй – медленный, заставляющий таять, очень-очень глубокий.

– Переезжай, – шепчет Брэн мне в губы.

– Ты уверен? – Своим вопросом я намекаю на тот давящий груз, из-за которого все это время мы не могли двигаться дальше.

Брэн усмехается и снова целует меня.

– Уверен. Переезжай ко мне. Я даже позволю тебе декорировать всё по своему вкусу.

– Что ж, как можно отказаться от столь щедрого предложения?

Прилетевшая в лицо вторая подушка – ничтожная плата за его возмущенный смех.

* * *

Брэндон смотрит на Мерседес, которая размещает на полке фотографии в рамке – части ее офренды[99]. В разгар процесса она делает паузу, разглядывая рубины и бриллианты на своей серебряной цепочке, сверкающие при свете свечей.

Касс с фырканьем тычет ее в зад днищем бутылки с пивом.

– Мы все понимаем: ты по-прежнему в шоке оттого, что она согласилась выйти за тебя. Может, сначала закончишь, а изумляться будешь потом?

– Я бы сказала vete al inferno[100], но не сегодня.

Мерседес ставит на полку новую фотографию; ее пальцы замирают, сжимая рамку. За последние годы Марлен Хановериан перенесла множество маленьких назойливых инсультов. Однако примерно через год после похорон Фейт куда более сильный инсульт привел к тому, что мать Вика попала в больницу почти на месяц. Следующие два года сильные инсульты случались все чаще, с каждым разом «откусывая» от Марлен все больше. Всего месяц назад она умерла во сне. С фотографии Марлен улыбается в окружении внуков и правнуков на своей кухне: все покрыты толстым слоем муки – такое случается, когда в одном помещении оказываются столько детских ручонок.

Ксения целует свою новоявленную – после их свадьбы прошла всего неделя – супругу, подается вперед и раскладывает вокруг фотографии великолепные оранжевые и золотистые бархатцы.

– Приходится снимать кольцо на работе, – признается она. – Отвлекает, когда печатаю.

Элиза сбрасывает туфли и откидывается на спинку дивана, положив отекшие ноги на пуфик. За полтора года она успела привыкнуть к обручальному кольцу, но с недавних пор приходится носить его на шейной цепочке, так как пальцы распухли.

Брэндон полагает, что она не вела бы себя так сварливо, если б мужчины тоже могли беременеть. Или, по крайней мере, у них проявлялись те же симптомы.

Он поправляет подношения на маленьких тарелках в левой части офренды, удостоверившись, что цветы не загораживают еду. Для Чави, благодаря которой они познакомились с Прией, – желтые хризантемы. Для Фейт, его родной Фейт, – радужные розы. А для Иана, благодаря которому они нашли Фейт, Эрин и всех остальных девочек, – изящно сплетенный венок из незабудок: вокруг фото с церемонии, на которой полиция Тампы благодарит Мэтсона за долгую службу. Иан прожил всего пять месяцев после похорон Фейт и практически до последнего дня твердил, что все еще решает, соглашаться ли на терапию. Но он умер дома, спокойно и безболезненно – настолько, насколько это возможно благодаря лекарствам.

Перед фотографиями тоже тарелочки с едой. Тарелка Чави благоухает шафрановым рисом с изюмом, индийскими лепешками, виндалу[101] и зеленым карри, а также корневым пивом «Тутси Попс» в крошечном стаканчике, которое она почти всегда держала под рукой, когда рисовала. Для Фейт и Иана Мерседес помогла Брэну приготовить тамале[102] по рецепту матери, с курицей с рисом, эмпанадами[103] с перцем и несколькими сложенными в стопку альфахорами[104]. Попытка приготовить маджарете[105] закончилась полным провалом, так что его купили в готовом виде. Для Иана тоже налили стакан холодного имбирного пива, который он держал у себя в мастерской, чтобы охладиться после работы со стеклом. Перед фотографией Марлен на тарелке печенье и прочая выпечка – все сделано вручную по рецептам, которые перенимали у нее многие годы.