День всех пропавших - Дот Хатчисон

Лисси, Стэнзи и Аманда дружно издают испуганный смешок и застенчиво закрывают рты руками.

– Розовое, – растерянно бормочет Лисси. – О, tia, ей бы это очень понравилось.

Надгробие окрашено в розовые тона, с оттенками розы и гвоздики. Чуть ниже изогнутой верхушки большими буквами выбито имя Фейт. Под именем сделано круглое отверстие, а ниже – даты рождения и смерти. Мы не знаем, когда именно она умерла: записи в дневниках, которые ей удавалось вести – причем тайно, – обрываются за несколько месяцев до вероятной кончины. То ли у девочки закончились записные книжки, то ли она была уже слишком больна, чтобы писать, – этого мы никогда не узнаем. Честно говоря, сомневаюсь, что Брэн станет когда-нибудь их читать. Некоторые вещи лучше не знать. Под датами – изящная надпись на английском, ниже – перевод на испанский.

– Это… из «Властелина колец»? – шепчу я.

Брэн кивает:

– Отрывок из песни Сэма. Читал ей каждый вечер. Мы успели осилить «Хоббита» и большую часть трилогии. Сэм был ее любимым персонажем. Она говорила: «Естественно, он пошел в Мордор с Фродо: они же были друзьями».

Глядя, как ее лучшие подруги обнимаются, утешая и поддерживая друг друга, я думаю, что у Фейт была хорошая компания, разделяющая ее мнение.

Иан выходит вперед и осторожно встает на колени перед камнем. В руках у него покрытый тканью предмет. Он разворачивает слой за слоем и демонстрирует маленький солнцеуловитель[96]: похож на ожерелье Фейт, только не сверкает. Иан свернул работу в мастерской, понимая, что для него слишком опасно работать со стеклом и печью даже под присмотром. Очень может быть, что это последнее творение Иана Мэтсона. С помощью Брэна он цепляет солнцеуловитель на крошечные крючки внутри отверстия в надгробии.

Ох, смотрится просто идеально…

Вся большая семья, не обращая внимания на клочья тумана, расстилает брезент, покрывала и расставляет целую армию корзин для пикника. Аманда усаживается рядом с Лисси и Стэнзи, посадив малыша Лисси к себе на колени, и открывает банку имбирного пива.

– Помните, как миссис Сантос ушла в декретный отпуск и у нас был ужасный учитель на замену, который терпеть не мог девочек?

– И тогда Фейт убедила всех мальчиков не поднимать руки, чтобы ему пришлось спрашивать девочек, – смеется Стэнзи. Она растянулась на краю покрывала, обнимая и подруг, и жениха.

– Он все равно вызывал мальчиков.

– А они всякий раз говорили, что не знают ответа, – усмехается Лисси и прислоняется к колесу своего кресла-каталки. – Кажется, нам потребовалось всего три недели на то, чтобы сломить его волю, да? После чего до возвращения миссис Сантос за нами присматривал библиотекарь.

– Помню ночь, когда Фейт уговорила нас позволить ей посмотреть ужастик под нашим присмотром. – Рафи предлагает Брэну пиво, хотя еще нет и девяти утра. – Брэндон, я и Мануэлито вне себя от страха, подскакиваем от каждого шороха и каждой тени, а маленькая Фейт спокойно сидит, скучает и качает головой… Ни капельки не испугалась.

По вершине холма разносятся смех и болтовня – на испанском и на английском. Одна из кузин Ксиомары перешла в иудейскую веру, чтобы выйти замуж за своего возлюбленного; они с Иллой с удовольствием занимаются сравнением идиша с ладино[97]. Шира прилипла к Касс и Мерседес, которых встречала всего несколько раз, зато слышала о них бессчетное количество всего, и к подруге Мерседес Ксении. Они сидят в окружении кузин и рассказывают об одной из поездок Фейт в Пуэрто-Рико: как девочку бесило, что незнакомые люди принимали ее за туристку и спрашивали, где ее семья. И насколько быстро раздражение сменялось озорством. Шира улавливает разговор по-английски и широко раскрывает глаза при частых переходах на испанский. Ксения же мягко выговаривает фразы на «классическом-выученном-в-школе» испанском с украинским акцентом.

Неподалеку Дешани и Дженни сидят рядом с Марлен и abuela Сесиль и слушают, как женщины обмениваются рецептами. Прия, Инара и Виктория-Блисс сбежали вместе с дочками Вика и устроились на покрывале, где уже сидят Альберто с кузенами его возраста; мальчики краснеют, а девушки не обращают на них внимания. Вик с Паулом и Ксиомарой, Мэтсонами и Карваном, довольный, наблюдает за остальными и слушает разные истории. За смехом следуют слезы, за слезами – завтрак, а потом – снова смех. После месяца скорби – целой жизни – настало время празднования.

Брэн вновь притягивает меня к своей груди, кладет подбородок мне на плечо и со смехом помогает Рафи усадить брыкающегося Мэнни, пригвоздив его к месту рассказом про танцы в средней школе, Лисси и шитье.

Только через несколько часов, когда мы уже собираемся уходить, а дождь угрожает перерасти в серьезный ливень, я замечаю обратную сторону надгробия:

Поразительная доброта.

Прибывшие из Куантико улетают завтра. Брэн с нами. Бóльшую часть месяца он отсутствовал, проводя время с семьей и все организовывая. Помогал родителям закрыть фонд с наградой за нахождение Фейт, что само по себе вызвало сильные переживания у всех троих. Не считая перелета в Чикаго на похороны Эрин Бэйли, почти все время после пресс-конференции он провел в Тампе. Когда Вик напоминает ему, что можно побыть здесь подольше, если хочется, Брэн лишь качает головой. Его большая семья осталась в этом городе на пару недель – на День благодарения и поминальные службы. У него уже дергается глаз всякий раз, когда tia или prima спрашивает, когда он собирается остепениться и завести детей со своей gringa[98].

Вполне вероятно, его большая семья не в курсе, что я выучила испанский.

Шира и Илла сопровождают нас в аэропорт: их рейс в Денвер двумя часами позже. Шира быстро подружилась с Ксенией – к легкому удивлению Мерседес, и они обмениваются контактами, стоя в очереди на досмотр. Когда мы усаживаемся в самолетные кресла, Брэн достает из сумки книжку кроссвордов на тему бейсбола и протягивает мне.

– Серьезно?

– Я уже заполнил все бумаги, ничего не осталось.

– Могу это исправить, – говорит сидящий перед нами Вик.