Дьявол знает, что ты мертв - Лоуренс Блок

– Вероятно, стоит подумать об этом.

– Стоит, но только ты этого не сделаешь. Ты вообще ходишь на собрания?

– Конечно.

– Все так же часто?

– Быть может, чуть реже, чем раньше. Не считал. Чувствую себя там немного… посторонним. Мысли бродят далеко оттуда. Иногда задумываюсь, какого лешего я туда вообще пришел.

– Звучит тревожно, мой мальчик.

– Понимаю.

– Мне кажется, – сказала она, – что сегодня ты выбрал самого подходящего человека, с которым можно побеседовать обо всем. Умирание, как выясняется, весьма поучительный процесс. Узнаешь много нового для себя. Проблема только в том, что уже не остается времени, чтобы использовать полученные знания. Но разве так получается с нами не всегда? В пятнадцать лет я говорила себе: «Вот если бы я в двенадцать знала то, что мне известно сейчас!» А что уж такого особенного я узнавала к пятнадцати годам?

– И что ты узнала сейчас?

– Поняла, что у нас слишком мало времени, и нельзя растрачивать его впустую. Узнала, что только действительно важные вещи по-настоящему важны. Узнала, как не нервничать по пустякам. – Она скорчила гримасу. – Все, казавшееся мне подлинными открытиями, теперь представляется такой же банальностью, как наклейки на автомобильных бамперах. Хуже всего то, что я знала все это уже в пятнадцать лет. Даже в двенадцать. Но только сейчас до конца прочувствовала.

– Мне кажется, я тебя понимаю.

– Боже, я тоже на это надеюсь, Мэттью. – Она положила ладонь поверх моей руки. – Ты знаешь, как ты мне дорог. Очень дорог. И мне бы не хотелось, чтобы ты натворил в своей жизни глупостей.

Что-то было в газетах. Что-то за последние несколько дней.

Я думал об этом в такси по дороге к центру. Деревянный ящик стоял на сиденье рядом со мной. Перед отелем я расплатился с водителем и снова взвалил тяжелую ношу на плечо. У себя в номере я нашел место на полу, где не спотыкался бы о ящик каждый день. Конечно, можно было и вскрыть его, но с этим я решил повременить. И нужно заехать за постаментом. Хотя и он мог пока подождать.

Я отправился в библиотеку, и потребовалось совсем немного времени, чтобы найти нужную мне публикацию. Ее поместили три дня назад. Сейчас я не мог даже представить, где изначально видел статью. Такие же материалы опубликовали все местные газеты, хотя ни из одного невозможно было почерпнуть слишком много подробностей.

Мужчина, которого звали Роджер Присок, был убит из огнестрельного оружия предыдущей ночью на углу Южной Парк-авеню и Восточной Двадцать восьмой улицы. По данным полиции, свидетели утверждали, что жертва разговаривала по телефону, когда рядом остановилась машина. Из нее вышел убийца, несколько раз выстрелил Присоку в грудь, а последнюю пулю послал ему в затылок. После чего сел в автомобиль, умчавшийся с места преступления «с визгом покрышек об асфальт», как сообщала «Пост». О жертве писали, что мужчине было тридцать шесть лет и у него имелось за плечами обширное криминальное прошлое: тюремные сроки за нанесение тяжких телесных повреждений и скупку краденого.

– Он был сутенером, – сказал Дэнни Бой. – И, думаю, ему давали работать – это нечто вроде меры против расовой дискриминации.

– О чем ты?

– Он был белым.

– Не первый белый сутенер, о котором я слышал.

– Верно, но на уличном уровне их очень мало, Ловчила Присок работал только на улице.

– Ловчила?

– Это была его nom de la rue[43]Роджер Ловчила. Он родом из Лос-Анджелеса.

– А я думал, он из Бруклина.

– Это потому, что ты установил лишь его недавнее прошлое. Мистер Присок не принадлежал к числу тех, кого мы причисляем к основным фигурам в избранной сфере преступного бизнеса, но на жизнь он себе зарабатывал.

– Настолько хорошо, чтобы носить пурпурные шляпы и костюмы-зут[44]?

– Не его стиль. Ловчила предоставлял этот выпендреж своим темнокожим братьям. Сам же одевался в барахло от «Джей Пресс».

– Кто убил его?

– Не имею понятия, – ответил Дэнни Бой. – По последним слухам, он покинул город. Больше я ничего о нем не слышал. И вдруг все эти истории о нем в газетах! Кто его убил? Не могу даже строить предположений. Ведь не ты сам, верно?

– Верно, не я.

– И не я тоже, но это не сильно сужает число возможных кандидатур.

В самый разгар дня я поднялся на верхний этаж дома 488 по Западной Восемнадцатой улице. Но это могло происходить и глубокой ночью – через окна квартиры не проникал дневной свет. Нижние панели подъемных окон заменили на зеркала, а верхние покрасили той же лимонно-желтой краской, что и стены.

– Мы не можем позволить никому заглядывать сюда, – сказала Джулия. – Даже солнцу. Даже самому Господу Богу.

Она налила мне чашку чая, усадила в кресло, а сама устроилась на тахте, поджав под себя ноги. На ней были брюки в обтяжку и блузка цвета фуксии. Блузку из шелка нарочито расстегнули на несколько верхних пуговиц, чтобы стала заметна отличная работа хирургов, убравших то, что дал человеку Создатель.

Я отправил сигнал на пейджер Ти-Джею, мы обменялись несколькими звонками. И в результате я удостоился аудиенции Ее Величества.

– Роджер Присок, – сказал я.

– Помнится, был такой Артур Присок, – отозвалась она. – Музыкант, если не ошибаюсь.

– Этого звали Роджером.

– Вероятно, родственник.

– Все возможно, – терпеливо согласился я. – Ловчила Роджер. Так его называют на улицах.

– Называли. Потому что он мертв.

– Да, застрелен, когда звонил по телефону. Три или четыре пули в грудь. А потом контрольный выстрел в голову. Ни о чем не напоминает?

– Что-то смутно всплывает в памяти. Как вам мой чай?

– Хорош. Это был высокий мужчина. Темные волосы, темные глаза. Приятной внешности. Хорошо одет, хотя и не так вычурно, как другие представители его профессии.

– Профессии? – Она лукаво посмотрела на меня.

– Он умер на улице, служившей променадом для проституток с незапамятных времен. Кого еще мы помним? Такого же высокого, смуглого, добротно одетого и точно так же погибшего на подобной улице?

– О, бог ты мой! – сказала она. – Вы хотите, чтобы я соображала слишком быстро. Это же не пленку на магнитофоне перемотать.

– Кто убил его, Джулия?

– Что ж, вы правы. Действительно похоже, что с ним разделался тот же человек, который убил нашего друга Глена, но я же уже сказала, что не знала, кто это сделал.