Эта смертельная спираль - Эмили Сувада

Спортзал заполняется овациями. Дроны разлетаются в разные стороны и словно безумные начинают носиться над толпой, запечатлевая происходящее.

– Это… закончилось? – шепчу я.

Но никто не слышит. Медсестры смеются и плачут, обнимаясь друг с другом. Я пытаюсь сказать Коулу, что это ошибка, что им нужно проверить все еще раз, но он вдруг обнимает меня и прижимает к своей груди, не обращая внимания на капающую жидкость. А затем целует меня, пока толпа кружится и радуется вокруг нас.

– Ты сделала это, – шепчет он мне в ухо. – Все закончилось, ты сделала это.

Тело дрожит, но это от истощения, потому что зрение ясное, а сердце бьется сильно и размеренно.

Дакс смотрит на меня сквозь толпу так, словно видит привидение. Он знает то же, что и я, но у меня не осталось сил, чтобы думать об этом.

Я не должна была выжить после этой процедуры.

Это невозможно. Это полнейшее безумие.

Я должна была умереть в этом баке.

Медсестры отсоединяют кабель от моего позвоночника, а затем обтирают меня губкой, которая впитывает синюю жидкость. Новак исчезает с Даксом, чтобы объявить в прямом эфире о своих успехах.

Но это делается не просто так. Код, который я написала, запущен на новой объединенной сети спутников и во время трансляции установит вакцину на панелях всех людей на планете. Люди в бункерах с предвкушением ее ждут, и большинство из живущих на поверхности установят ее самостоятельно. А у тех, кто откажется, она тайком установится на панели и начнет работать в фоновом режиме операционной системы. Мы нарушаем права этих людей, но, по крайней мере, так они будут защищены от чумы.

В дальнем углу несколько человек поднимают руки с панелями вверх, чтобы отпраздновать установку вакцины. Дроны начинают кружить вокруг, когда движение подхватывают другие, и эта волна начинает распространяться по спортзалу, пока все присутствующие не начинают смеяться и плакать от счастья.

Все кончено. Вакцина расшифрована. Мы справились.

Но я пока не осознаю этого. А просто молча стою, сжимая в руках банный халат. Люди вокруг начинают петь, но я не присоединяюсь к ним. Я мыслями погружаюсь в себя, словно бумага, которая скручивается от огня.

Я жива.

Но это не укладывается в голове. Это невозможно. Мое тело должно было превратиться в скользкую бесцветную массу. Вместо этого меня одолевает усталость, а мышцы гудят от исцеляющей сыворотки, которую медсестра всадила мне в грудь.

Коул стоит рядом и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Он смотрит на меня так, словно я сияю среди волн, которые видит только он.

– Ты спасла мир, – говорит он.

Его рука скользит по моей спине, а затем он наклоняется и целует меня в висок. Я не знаю, как на это реагировать, поэтому просто закрываю глаза. Мне следовало бы радоваться, но все мои мысли о том, что вспыхивало у меня перед глазами во время процедуры. Три горы. Разговор с папой. Скорее всего, это как-то связано с тем, почему я выжила, но все мои попытки вспомнить что-то еще так же бесполезны, как усилия поймать дым сачком.

Я хочу рассказать Коулу о воспоминании, но не знаю, с чего начать. Не говорить же ему: «Прости, что ничего не сказала, но я должна была умереть сегодня».

Когда я открываю глаза, то вижу, как Леобен протискивается сквозь толпу с бутылкой пенящегося шампанского в руках. Он сует бокал мне в руку и наполняет его.

– Ты выглядишь так, словно тебе просто необходимо выпить, Агатта.

– Леобен… – начинаю я, но замолкаю, не зная, что сказать.

Дакс рассказывал ему, что я должна умереть во время расшифровки, чтобы он сдерживал Коула, если понадобится. И так и произошло. Его белокурые волосы кое-где запачканы кровью, а рубашка разорвана.

– Эй, да ладно тебе, – многозначительно посмотрев на меня, говорит он. – Я знаю, что нельзя смешивать алкоголь с исцеляющей сывороткой. Но, думаю, сегодня можно сделать исключение. Время праздновать. Мы можем разобраться в алгоритме вакцины и завтра.

Я перевожу взгляд на бокал с шампанским в своей руке. Оно нашептывает мне забыть обо всем и наслаждаться тем, что мы сделали и ради чего пришли сюда.

Вакцина расшифрована. Она работает. Все хорошо.

Но как я могу праздновать, если сейчас стою здесь, хотя мое тело должно было разлететься на кусочки, как стекло?

– За великого Лаклана Агатту! – кричит Леобен, поднимая бутылку в воздух. – Пусть он продолжает нас удивлять!

Люди вокруг замирают, а затем с восторгом подхватывают тост. Я сверлю взглядом свой бокал, а затем залпом выпиваю его содержимое.

– Молодец! – выкрикивает Леобен и хлопает меня по плечу.

Коул смеется, выхватывает у него бутылку и запрокидывает голову, чтобы сделать глоток. Кто-то открывает двери, ведущие на футбольное поле, где уже бушует костер. Музыка пульсирует в воздухе. Люди начинают выходить на улицу, чтобы продолжить веселье у огня.

Леобен забирает бутылку и сгибается, чтобы рассмотреть свое отражение в округлой стенке бака, а затем выливает шампанское на голову, пытаясь смыть кровь с волос.

– Я планирую взять реванш за это, брат.

– Ну, попробуй, – говорит Коул.

Он прижимает меня к себе и пытается выхватить бутылку. Но Леобен закрывает большим пальцем горлышко, встряхивает шампанское и поливает нас им с ног до головы. Я смеюсь и вжимаюсь в Коула. Его объятия становятся теснее, и он одаривает меня улыбкой, которую, мне казалось, я больше никогда не увижу.

И тут на меня обрушивается осознание, что это реально. Я стою рядом с Коулом в мире, который вновь обрел надежду. Вакцина расшифрована, а я выжила и смогу понаблюдать, как восстанавливается мир. От этой мысли начинает кружиться голова.

Трудно поверить, что у меня есть будущее.

– Как думаете, они собираются открыть бункеры? – спрашивает Леобен и оглядывается по сторонам, выискивая место, куда может поставить пустую бутылку.

А затем бросает ее в бак, и та погружается в синюю жидкость.

– Думаю, да, – говорит Коул. – Они могут подождать несколько недель, но, думаю, многие уже готовы вернуться на поверхность.

Гимн «Картакса» раздается в помещении, и на экранах запускается трансляция с разных уголков мира. Над лагерями выживших взрываются фейерверки, а люди молятся. Толпы людей в бункерах собрались в общественных местах, держа на руках детей. Два года кошмаров. Два года эпидемии чумы.

Я продолжаю твердить себе, что все закончилось, но пока не осознаю этого.

Снаружи доносятся хлопки. Я инстинктивно вздрагиваю и поворачиваюсь к футбольному полю, ожидая увидеть, как взрываются дурманщики. Но вместо облака дымки я вижу огни фейерверка, отбрасывающие яркий белый свет на поднятые к небу лица людей.