Книга воздуха и теней - Майкл Грубер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На автобусе он доехал до Сто шестой улицы и направился домой. По пути он прошел мимо черного внедорожника с тонированными стеклами. Машина не принадлежала соседям, чьи автомобили он знал наперечет. Вдобавок в памяти тут же всплыло ночное предостережение Клима, поэтому Крозетти был не то чтобы готов к тому, что произошло дальше, но, во всяком случае, не слишком удивился. Торопливо обойдя автомобиль, он услышал звуки открываемой дверцы и шаги по мостовой, повернулся и увидел двух мужчин в черных кожаных куртках, устремившихся в его сторону. Оба были крупнее него, а один гораздо крупнее. Капюшоны опущены на лица, глаза прикрывают темные очки, что, по мнению Крозетти, свидетельствовало о дурных намерениях. Без долгих размышлений он выхватил из-за пояса пистолет отца и выстрелил в направлении большого бугая. Пуля прошила куртку и вдребезги разбила ветровое стекло машины. Оба парня остановились. Крозетти вскинул пистолет и прицелился в голову бугаю. Они медленно попятились, сели в автомобиль и умчались, взвизгнув шинами.
Крозетти опустился на обочину, свесив голову между колен, и сидел так, пока не прошли тошнота и слабость. Посмотрев на пистолет, как на объект чужеземной цивилизации, он бросил его в портфель.
— Альберт! Что случилось?
Крозетти обернулся и увидел маленькую седоволосую женщину в розовом тренировочном костюме и бледно-голубом кардигане, стоящую на пороге своего бунгало.
— Ничего, миссис Конти. Какие-то парни пытались похитить меня, я выстрелил в одного из них, и они убрались. Все закончилось.
Пауза.
— Хочешь, чтобы я набрала девятьсот одиннадцать?
— Нет, спасибо, миссис Конти. Я сам позвоню.
— Мадонна! А ведь какие тихие у нас раньше были соседи! — воскликнула миссис Конти и вернулась к себе на кухню.
Крозетти собрался и на подгибающихся ногах пошел к своему дому. На обочине сверкал старый «кадиллак», и он мрачно взглянул на него, направляясь к задней двери. Он хотел проскользнуть в дом через кухню, выпить бокал красного вина, подняться к себе и отдохнуть. Но нет — через двадцать секунд после того, как он закрыл дверь, Мэри Пег уже стояла рядом.
— Алли! Вот и ты. Я весь день пыталась связаться с тобой. Почему ты не отвечал на мои сообщения?
— Прости, ма, но я много разговаривал по телефону. — Он набрал в грудь побольше воздуха. — Вообще-то я искал себе жилье. И вроде бы нашел кое-что в Бруклине. С Беком, помнишь его по школе?
Мэри Пег удивленно посмотрела на него и кивнула.
— Ну, это твоя жизнь, дорогой. Но я вот о чем хотела с тобой поговорить. Нам звонил юрист Булстроуда.
— Булстроуд мертв, — сморозил он глупость.
— Да, но у покойников тоже есть юристы по делам наследства. — Она внимательно вгляделась в его лицо. — Альберт, что с тобой?
У Крозетти мелькнула мысль умолчать о случившемся, но он вовремя вспомнил об Агнесс Конти. Та, безусловно, разнесет весть о внедорожнике с тонированными стеклами во всех подробностях, реальных и воображаемых. Поэтому он сказал:
— Присядь, ма.
Они уселись на кухне, Крозетти получил свой стакан вина и рассказал, как все было. Мэри Пег восприняла услышанное неплохо. Фактически, мелькнула у нее мысль, сейчас ей даже лучше, чем было, — учитывая то, что предстояло рассказать сыну.
— Ма, зачем ты это сделала? — взвыл Крозетти, выслушав ее. — Господи! Ненавижу, когда ты затеваешь что-то у меня за спиной.
— То есть я украла пистолет отца и превратила дом в вооруженный лагерь?
— Это разные вещи. Это вызвано необходимостью, — без энтузиазма ответил Крозетти.
Больше всего сейчас ему хотелось прилечь.
— Ну, мне же надо было как-то реагировать, а ты был недоступен. Слишком занят подготовкой побега из дома, чтобы отвечать на звонки…
Звук остановившегося перед домом автомобиля заставил ее резко смолкнуть.
— Ох, спорю, это Донна, — сказала Мэри Пег и пошла к двери.
Крозетти налил себе еще бокал вина. Когда он его осушил, в комнату вошел Радислав Клим — свежевыбритый, в черном костюме, при галстуке, держа в руке черную фуражку с блестящим козырьком.
— Хотите вина, Клим?
— Спасибо, нет. Я должен скоро ехать.
— Темно уже. Ночью людей не хоронят.
— Нет, это не похороны. Это для вампиров.
— Прошу прощения?
— Сейчас такая мода, знаете ли. Богатые молодые люди делают вид, будто они вампиры, разъезжают в катафалках и устраивают вечеринки в склепах бывших церквей. Ах, вот и ваша мать. А это, надо полагать, сестра. Как поживаете?
Донна Крозетти была худющим рыжеволосым клоном своей матери и украшением нью-йоркского Общества юридической помощи — друг угнетенных, сердце, полное сострадания. При ее появлении на улице все закоренелые преступники разбегались прочь. Самая младшая сестра, всего на год старше Крозетти, она в полной мере обладала присущим среднему ребенку в семье чувством космической несправедливости, изначально сфокусированным на брате. Брат был объектом ненависти и негодования, но тем не менее его тоже следовало защищать от любых угроз до последней капли крови. Крозетти испытывал к ней чувства столь же смешанные и сложные; прекрасный пример тупика любви.
Клим представился, пожал руку явно удивленной Донне Крозетти, расцеловал Мэри Пег в обе щеки и отбыл.
— Кто это?
— Новый друг-жилец, — ответил Крозетти.
— Что? — воскликнула Донна, с которой никто не посоветовался.
— Нет, — сказала Мэри Пег.
— И еще он водит катафалк, — не унимался Крозетти.
— По ночам?
— Да. Он говорит, для вампиров. Как ты, Дон?
— Он не «друг-жилец», — сказала Мэри Пег. — Как ты можешь говорить подобные вещи, Альберт!
— Нет, именно так, — стоял на своем Крозетти.
Им овладело неприятное ощущение, будто годы стремительно ускользают прочь, что одновременно нервирует и успокаивает. Еще минута, и Донна завопит и станет гоняться за ним вокруг стола с какой-нибудь ложкой, зажатой в маленьком кулачке, а мать закричит, примется разнимать их, наобум раздавать звонкие шлепки и угрожать страшными карами, когда отец вернется домой.
Донна Крозетти сердито посмотрела на мать и брата.
— Нет, в самом деле…
— В самом деле, — ответила Мэри Пег. — Он друг Фанни и помогает нам расшифровать письма семнадцатого столетия, которые нашел Алли. Он работал над ними допоздна, и я предложила ему комнату Патти.
— Три дня назад, — вставил Крозетти, обхватил себя руками и издал губами звук поцелуя.
— Ох, когда же ты повзрослеешь! — воскликнула его сестра.
Крозетти показал ей язык, она закатила глаза и присела на кухонный стол. Достала из вместительной сумки папку в кожаном переплете, с деловым видом открыла ее и сказала: