Ева. Книга 2 - Ева Миллс

– Почему ты вдруг пришел?

– Не знаю. Я разозлился на тебя жутко, психовал – но в то же время беспокойство не отпускало, как будто внутри что-то толкало. И я сказал ребятам, и Лионель предположил, что это несварение, а Тео – что интуиция, но мы все сошлись на том, что я должен пойти и проверить, а они доиграют сами.

– Ты сказал им?

– Что ты пускаешь слюни в отключке из-за бухла и барбитуратов? Нет. Сказал, что тебе грустно и ты плачешь, и я кормлю тебя мороженым под «Сорокалетнего девственника», они сказали, что отрежут твоему maricon de mierda его грязные cojones[163] и посоветовали еще посмотреть «Мадагаскар». Ты у меня в долгу.

Я вытерла глаза. Дурацкие слезы!

– Да. Прости меня, Энрике. За то, что заставила волноваться… и за это вот всё.

– Джуд ведь так и не заметил ничего, да? – вдруг спросил Энрике, и я умолкла. Джуд.

В этом моменте я должна сделать отступление и рассказать о чуде, которое приключилось с нашим другом под Рождество. Джуд завел себе подружку и теперь после работы спешил к ней, едва на витрине закрывались ставни. Даму сердца звали Кейт, ростом она была с валлийского пони, и характером в него же. У Кейт были густые блестящие волосы до пояса, заливистый смех и семь дерзких дочерей, похожих на сказочных селки. Они недавно переехали в «город ангелов» из Оттавы и почти сразу познакомились с Джудом. Менее подходящих друг другу людей трудно было и представить. Флегматичный долговязый Джуд комично смотрелся рядом со свирепой крошкой Кейт, но удивительно – они ладили и казалось, не чаяли души друг в друге. Не знаю, как уж они решили дело с нелюбовью Джуда к сексу – он не распространялся, а я не настаивала. Иногда не нужно выяснять, как работают те или иные вещи, главное – что работают.

Мне нравилась энергичная Кейт и ее задорные девчонки, и я радовалась за друга – он заслужил радость, как никто. Тем более, ситуация играла мне на руку. Свалившиеся счастье делает людей глупыми. Джуд, влюбленный и светящийся, не обратил внимания на то, что после коротких рождественских каникул из Хэмптонса вернулась не совсем та Ева, которую он знал.

– Нет, – мягко ответила я. – Джуд ничего не заметил.

– Что случилось, Ева?

– Не заставляй меня лгать, Энрике. Я слишком люблю тебя для этого, – вернула я ему его же фразу.

– Но недостаточно сильно, чтобы довериться?

– Дело не в этом. Я доверяю тебе, просто ты…

– Мужчина?

Я еле заметно побледнела и кивнула.

– Да.

Энрике помедлил.

– Я соврал тебе. Ты разозлишься, и будешь права, но я знаю, что поступил правильно.

– Ты о чем сейчас?

– Не только Тео и Лионель спрашивали о тебе этой ночью.

От ужаса осознания мои пальцы похолодели.

– Нет.

– Она звонила и звонила, а ты… Ты лежала такая белая на этом диване, и твоя грудь почти не двигалась, а руки на ощупь напоминали кусок льда. И я вдруг очень испугался.

– Нет, ты не мог.

– Я поднял трубку. Представился. Она знала про меня. Она сказала, что выезжает в аэропорт сию секунду и попросила меня не уходить.

Я начала плакать.

– Что ты ей рассказал?

– Всё. Я рассказал ей всё. И ты тоже, mi niña, должна рассказать. Она чудесная, твоя Роуз. И ей не все равно.

Энрике посмотрел в телефон, кивнул невидимому собеседнику.

– Она через несколько минут будет здесь.

Я схватила его за рукав.

– Не уходи.

Мой всегда смешливый друг выглядел необычайно серьезным и печальным. Он подошел ко мне, обнял, поцеловал в макушку.

– Каждому человеку, которому ты даришь доверие, ты даешь в руки нож. Им он может тебя уничтожить или защитить[164].

– Но?

– Просто позволь Роуз тебе помочь.

И не дожидаясь ответа, он вышел, не оборачиваясь.

Роуз дышала дождем и туманом. Ее красивое лицо было блеклым и тусклым, провалы под скулами темнели бессонной ночью. Одетая просто, в джинсы и фланелевую рубашку, она выглядела одновременно хрупкой и стальной. Я никогда не волновалась за себя – но она переживала обо мне, и пищевод выкрутило как бельевую веревку от понимания того, какую боль причинила ей.

Я ждала упрека, была готова к обвинениям в безответственности, инфантильности, но Роуз не двигалась с места, стояла напротив и молчала, глядя на меня зрачками, тонущими в глазах.

Я хотела сказать «прости», стереть с ее лица тень и серьезность, поцеловать, возвращая вишневым губам разврат и бесшабашность, но не могла. Подошла к ней, обвила обеими руками жесткую тонкую талию, склонила голову на тонкое плечо.

– Я в порядке.

– Нет, – едва ощутимым движением она провела рукой по моим волосам, спрятала ладонь на затылке. – Это я во всем виновата.

– Роуз, нет, не говори так, – запротестовала я. – Ну в чем ты можешь быть виновата? Я люблю тебя.

Она обхватила моё лицо руками, посмотрела в глаза.

– Я знала, что так будет. Почти сразу знала, но не могла, должна была, но не могла от тебя отказаться. Я так хотела оставить тебя себе, понимаешь?

В глазах Роуз – в глазах моей Роуз блестели слезы, их бриллиантовые грани разрезали мне сердце. Она не сказала ничего нового – ничего такого, о чем я не догадалась уже давно.

– У тебя ведь есть муж?

На мгновение ее лицо разломилось на две части, исполосованное страданием, но она собрала его обратно.

– Конечно.

Вина и мука застыли в уголках ее рта беззвучным криком. Мне не было больно. Спокойная старая вечность вытеснила из меня все мечты и сожаления, оставив лишь безграничное понимание. Как же тяжело было ей признаться – ей, такой гордой и непримиримой. Как давно она выедает себя, не зная, что я перед ней виновата в том же? Мы обманывали друг друга с самого начала, наш замок построен из воздуха, мы обе изрезали себя до кости. Роуз всегда была сильнее меня – и всегда будет. Она решительная, яркая и безжалостная – я обожаю ее не в последнюю очередь за это, но в этот миг я была невыносимо выше и мудрее, и любила ее как никогда остро, звеняще. Она примчалась спасти меня – не зная того, что могу подарить ей я. Прощение.

– Ева…

– Ш-ш, – я приложила пальцы к ее губам. – Молчи, – шепнула тихо-тихо. – Молчи и обнимай меня крепче.

Ткань мира сгустилась под моими пальцами, подчиняясь, ожидая приказа. Я поцеловала лилейные веки, прочертила линии по совершенным выступающим скулам, прильнула к морозно-дурманным маковым губам, украла молящий травяной вдох.