Рабыня страсти - Бертрис Смолл

— Ты даруешь ей тогда свободу, мой господин? — спросиллекарь. Он в любой ситуации оставался медиком, ему весьма не нравился видАбд-аль-Рахмана. Калиф был бледен, а кожа его лоснилась от пота. Он былневероятно взволнован.

— Я не могу подарить ей свободу, Хасдай. Несмотря даже нато, что законы ислама дают женщине право на владение собственностью. Но беззащиты мужчины она беспомощна и ежечасно подвергается опасности. Нет, Хасдай, яне освобожу Зейнаб… Я отдаю ее тебе. У тебя нет жены, которая бы этомувоспротивилась, а я к тому же буду очень щедр. У нее будет собственный домик вокрестностях Кордовы на берегу реки, свой штат слуг и немалый доход из казны,который позволит безбедно существовать ей и ребенку. Но с этой минуты онапринадлежит тебе, Хасдайибн-Шапрут.

Лекарь опешил. Он даже подумал было, что ослышался.

— Конечно, вы станете наезжать к ней… — нерешительно спросилон.

Абд-аль-Рахман отрицательно покачал головой:

— С той самой секунды, как она покинет Мадинат-аль-Захра, яне увижу ее более… Она не будет больше моей.

У Хасдая от напряжения мешались мысли:

— А что.., что маленькая принцесса? Лицо калифа исказиласудорога боли:

— Конечно, время от времени я буду видеться с дочерью… —Абд-аль-Рахман вдруг пошатнулся.

— Сядьте, мой господин! — врач завладел запястьем калифа ипринялся считать пульс. Он был учащенным и прерывистым. Порывшись в кармане,лекарь извлек оттуда маленькую пилюлю:

— Положи под язык, мой господин.

Это облегчит боль в груди.

Абд-аль-Рахман даже не поинтересовался, откудаХасдай-ибн-Шапрут узнал об этой боли, разрывающей ему грудь. Молча он взялпилюлю. Когда боль немного отпустила, он прошептал:

— Как скажу я ей об атом, Хасдай? Как скажу я этой девушке,которую люблю всем сердцем, что мы не увидимся больше? — Глаза владыки быливлажны.

— Тогда надобно увезти ее отсюда нынче же вечером, — тихосказал врач. — Мы ничего ей не скажем, кроме, пожалуй, того, что это делаетсяради ее безопасности. Через несколько дней, когда они с Омой вполне оправятся,ты приедешь и скажешь ей все, но не сегодня. Тебе необходимо восстановить силы…

Калиф медленно кивнул:

— Никто не должен знать о ее местонахождении, Хасдай. ДляЗахры достаточно будет того, что она исчезла. С Женой я поговорю сам. Ты будешьдобр с Зейнаб?

— Мой господин, я буду всячески почитать ее…

— Воля твоя — можешь почитать ее, но ты должен ее еще иполюбить! — сказал Абд-аль-Рахман. — Ей необходима любовь, а она взамен подариттебе неземное блаженство, друг мой.

К изумлению калифа, Хасдай-ибн-Шапрут мучительно покраснел.

— Мой господин! — сказал он. — Я крайне неопытен в делахсердечных. Всю свою сознательную жизнь я занимался наукой, стараясь принестипользу стране моей… Со дня на день ожидаются посланные из Византии. Онипривезут мне для перевода трактат «Де Материа Медика» — и вскоре можно будетоткрыть медицинский университет в Кордове. У меня вряд ли останется время начто-то постороннее… Я буду очень занят работой с переводчиками-греками. Вотпочему я так и не женился, чем по сей день привожу в отчаяние отца.

Слова лекаря позабавили калифа: он понял, что, когда первыйпорыв печали минует, Зейнаб вскоре опять захочется любви, а шансы уХасдая-ибн-Шапрута устоять против ее волшебных чар весьма невелики…

— Я уверен, ты сделаешь для Зейнаб все. — Абд-аль-Рахмандумал про себя, что она сделает для Хасдая куда большее… — Я отдамраспоряжение, чтобы ее со всем скарбом нынче же перевезли. Потом я навещугоспожу Захру. А ты будешь сопровождать Зейнаб, друг мой.

Врач низко склонился. Цвет лица его пациента теперь нравилсяему куда больше.

— Но не позволяй госпоже Захре всерьез расстроить тебя,господин мой!

Калиф кивнул и величественным шагом удалился из Двора сЗелеными Колоннами. Он разрушит все это великолепие, когда она покинет его… Ниодна женщина не поселится здесь. Подобно Зейнаб, этот прелестный дворик долженостаться лишь волшебным воспоминанием. Найдя Распорядительницу гарема истаршего евнуха, он отдал им все приказания касательно Зейнаб.

— Предупреждаю вас обоих: если вы хотя бы словом обмолвитеському-нибудь о том, что слышали от меня, — я прикажу вырвать вам языки! На чтопосле этого сгодишься ты госпоже Захре, Баллада? А ты, Наср, помни: господинтвой — я, а вовсе не госпожа Захра! Я правлю всей Аль-Андалус — и гаремом тоже,а не она.

Он оставил их мучиться поисками причин такой его суровости,а сам отправился в покои первой своей жены. Войдя, он тотчас же приказалприслужницам удалиться. Они поспешили прочь, потрясенные тем, что он вошелтуда, где не был вот уже многие годы…

Захра подняла глаза — лицо ее было спокойно и бесстрастно.

— Чем могу я служить тебе, мой дорогой господин?

— Я знаю обо всем, что ты сделала, — сурово произнес он. —Посланная тобой рабыня была схвачена и во всем созналась, прежде чем былаумерщвлена! Ты страшная женщина, Захра.

— Если я и сделала что-то не так, — ласково ответствовалаЗахра, — то ты вправе судить меня. — Она улыбнулась.

— Мораима тоже могла умереть!

— У тебя есть еще дочери, — холодно ответила она. Маскасловно слетела с ее лица, теперь глаза у нее были ледяными. Такой он ее никогдане видел. — Неужели ты думал, что я позволю тебе низложить моего Хакама? Что ябуду спокойно смотреть, как ты сделаешь наследником кого-нибудь из еевыблядков? Не-ет, раньше я умру! Умру! — визжала она.

— Ну так умри! — жестоко обронил калиф. — Насколько я знаю,Хакам не замешан в твоих гнусностях, Захра. И ради него, ради всей страны я неразведусь с тобою. Знаю также: что бы я ни сказал тебе, это ни на йоту неубедит тебя, безумная ты женщина, в том, что ни Зейнаб, ни малютка непредставляют для тебя угрозы! Чтобы сохранить мир в Аль-Андалус, я велюотослать женщину, которую люблю, и ее дочь далеко — прочь из Мадинат-аль-Захра.Я никогда более не увижусь с нею, ибо знаю: если не сделаю этого, то от тебя небудет ей пощады! Для блага Хакама, для блага Аль-Апдалус я лишил себя на склонелет ослепительного счастья, ниспосланного мне Аллахом! А это величайшая жертвав моей жизни, и я никогда не прощу тебе, Захра, того, что ты вынудила меняпойти на это!

— О-о-о-о, дорогой мой господин, так ты сделал это радименя? — злобное выражение разом исчезло с ее лица.

— Для тебя? Ты не слушаешь меня и не слышишь, Захра! Яничего не делал ради тебя, и никогда не сделаю! Я вознес тебя превыше всехпрочих, назвал город в твою честь, а ты, ослепленная эгоизмом и гордостью,разрушила и убила все чувства, которые у меня к тебе еще оставались! Да если быты вправду любила меня, то желала бы мне счастья! Тебя же заботило только твоеположение. Я не, желаю больше видеть твоего лица! И вот мой приговор: ты будешьузницей этих покоев и этого сада до конца дней своих! Я вырву твое отравленноежало! В баню ты станешь ходить по ночам, когда все остальные уже спят, чтобы неразлагать добронравных наложниц! К тебе будут относиться почтительно, ты будешьпринимать гостей, но твое царствование окончено, жена моя!