Иная. Песня Хаоса - Мария Токарева

— Ох, на дорогах сейчас опасно, уже не пойдешь так по тракту, как раньше.

— Еще отряды Молниесвета в лесах до сих пор. Кого не изгнали, те в лиходеи подались! — вмешался в разговор случайный краснолицый прохожий.

— Вот я и опасаюсь! Хоть бы весточку какую прислали! А то я сколько голубей посылала — ничего! То ли забыли обо мне, то ли… Или деревня…

Котя подавила непрошеные слезы, надеясь, что о ней просто забыли, ее прокляли и потому не хотят отвечать. Уж лучше так, чем более вероятное предположение.

— Только ты у меня и остался, Вен Аур. Только ты, — твердила она в такие мгновения, дрожа от страха.

Больше она ничего не боялась, кажется. Всю жизнь отгораживалась от селян. Раз уж они не желали знаться с ней, изгой деревни не знался с ними. А теперь она боялась одиночества, теперь она тосковала по знакомым местам. По матери, по дядьке Крашу, даже по отчиму и его двум склочным женам, по белобородому друиду и мудрому старейшине. В городе она так и не нашла близких людей. Вдова из Омутов скоро вышла замуж за какого-то воина из Эрома и радостно ушла вместе с ним в далекую страну. Вновь Котя оставалась одна. Хотя нет, не одна: рядом с ней шел Вен Аур.

— Я с тобой, я рядом. Навсегда буду рядом, — шептал он. — И поклянусь в этом перед духами. Ведь так принято у людей.

— Ты хочешь этого?

— Да. Ведь я стал для тебя человеком. Так заведено в Хаосе — ради судьбы мы способы полностью измениться. И я ни о чем не жалею.

— Мне кажется, я тоже изменилась, надеюсь, что изменилась к лучшему, — улыбнулась ему Котя.

Она и правда превратилась в кого-то другого, познала дружбу, узрела смерть, научилась быть заботливой. Из родной деревни увозили обиженную своевольную девчонку, она же убегала от разбойников. В доме Игора она научилась ненавидеть, во время дороги до стольного града научилась любить. Теперь же, после осады, кажется, познала жизнь во всех проявлениях. Жаль, лишь мрачных. А хотелось бы вкусить хоть немного тихой радости. Тогда Котя поняла, что душой полностью готова к свадьбе, к освящению союза духами, и безмятежно улыбнулась этому, следуя рука об руку со своей судьбой.

Уже вечерело, в воздухе разливалась напоенная ароматами прохлада позднего лета. Мирно пахло печным дымком, который совсем не напоминал горький смрад пожарищ. Пережитые ужасы постепенно уходили в прошлое, пусть и оставили на душе множество свежих рубцов. Уцелевшие в этой войне радовались, что все еще живы, на обломках возводили новый мир, свой маленький мир простых людей.

Котя и Вен Аур наслаждались установившимся покоем, но что-то подсказывало: ему не продлиться долго. Тени грядущего нависали над ними. Не хотелось в это верить, они отгоняли от себя тягостные предчувствия. Разве не имели они права дожить вместе до седин в стольном граде?

— Пойдем к реке, — предложил Вен Аур.

— За стену?

— Да, на сегодня дела закончены. И еще светло.

— А ты не боишься? — насторожилась Котя.

— Кого теперь бояться? — залихватски отозвался любимый.

Похоже, нежданная милость князя вскружила ему голову, убедив в собственной силе. Дождьзов и правда присылал некоторую помощь спасшему его воину. Давеча, например, пришла артель молодцев, частично даже из дружины. Они помогли валить лес для будущего сруба и перетаскивать его к кузницам. Пока что в том конце возле детинца располагались только мастерские, не предназначенные для житья-бытья. Но к началу осени обещали возвести новенькие дома. И все же для Коти добрый князь навечно носил клеймо предательства.

Но Вен Аур ее не понимал, потому что в городе ему еще никто не сделал большого зла. Он завел небольшую компанию друзей, в которую входили несколько гридей и уцелевших в битве подмастерий. Котя же вновь осталась в одиночестве. Она даже немного обижалась, когда любимый находил время для приятелей в ущерб их встречам. Но мужчины вместе работали, вместе строили избы, вместе вспоминали военные успехи. В таких разговорах Коте не находилось места. Она это понимала, однако опасалась за Вен Аура: нежданно свалившаяся слава ослепляла его. Еще бы! Весь город судачил о простом кузнеце, который спас князя.

— Я разбогатею! Люди идут ко мне! — радостно тараторил он, когда пара спускалась к прохладной реке. — И им правда нравится, как я делаю всякие штуки.

— А не тот ли это ерик, по которому недавно ты пробирался к вражескому лагерю? — спросила Котя, переводя тему разговора.

Вокруг шелестели заросли тростника и рогоза. Среди камышей на другом берегу несколько мальчишек ловили речных раков, но вскоре собрали шевелящуюся зеленую орду клешней в плетеную корзину и ушли. Коте сделалось неуютно, хотя теплые сумерки дышали покоем.

— А, э… Что? — замялся сбитый с толку Вен Аур, а потом беззаботно отмахнулся: — Нет, тот ерик с другой стороны, это заводь реки. Так я о богатстве! Котя, ты представляешь, как мы заживем?

— Ты сам согласился, что грех людей — это жадность, вот и не поддавайся ему, — сухо отозвалась Котя, уставившись прямо перед собой.

Она опасалась, что водоворот стольного града поглотит и испортит ее чистого душой волка.

«Ничего, я удержу его», — не слишком веря себе, пообещала Котя. Она и сама вышла из глуши. Но слишком хорошо знала, как вероломны люди. Иногда они обещают великие чудеса и признание, а стоит оступиться или показать отличия от них — готовы казнить. Справедливость — удобное прикрытие. Котя обещала себе верить в лучшее, поэтому надеялась, что Вен Ауру больше никогда не придется проявлять свою сущность Хаоса. Так бы его и не заподозрили ни в чем дурном. Он и не совершал ничего дурного! Но для обычного жителя города хватало и одного упоминания страшного неизведанного места.

«Слава нам вовсе не нужна. Опасно все это. Но раз уж так случилось, может, легче окажется устроиться. Потом появятся новые герои, не приведи духи, после новой войны. Лучше пусть княгиня родит князю сына, или он одержит победу в дальних землях. Тогда-то найдутся новые темы для сплетен», — успокаивала себя Котя, но не делилась опасениями с Вен Ауром. Он бы обиделся, ведь он слишком радовался своим успехам. К тому же еще ничего не произошло. Но, кажется, Котя разучилась верить в лучшее. А когда жила в деревне, так была полна прекрасных мечтаний. Но смерть Жели что-то перешибла в ней. Теперь она не ждала милостей судьбы, а когда их сваливалось слишком много на голову, так считала их предвестниками новых испытаний.

И чутье не обмануло: мерный стрекот вечерних кузнечиков у реки прорезал ужасающий гомон. Уже почти забытый, отлетевший в прошлое дурными снами. Но нет, он вернулся, он всегда возвращался, чтобы рушить чужое счастье.

— Он здесь! — выкрикнул Вен Аур, хватая за запястье и кидаясь к воротам города. Чувствовала Котя, что нельзя им уходить далеко от людей. Стоило им остаться в тиши прохладной реки, как деревья всколыхнулись от ветра, с них посыпались листья. Создавал его не ураган, не природа вызывала напасть, а с неба вновь спустился человек-насекомое, их общее проклятье.