Победитель остается один - Пауло Коэльо

— Судебная медицина — одна из древнейших профессий.Благодаря ей удалось изучить, какие следы оставляют те или иные яды, иразработать антидоты ко многим из них. Несмотря на это, и августейшие особы, иаристократы всегда стремились держать при своем дворе «отведывателя кушаний»,чтобы избежать непредусмотренных врачами неожиданностей.

Этого эрудита Савуа уже встречал днем. Сейчас он даеткомиссару возможность вмешаться и оборвать исторический экскурс.

— Доктор, хватит щеголять познаниями! По городуразгуливает убийца.

— Как судебный эксперт я не вправе утверждать что-либоотносительно обстоятельств убийства. Мое дело — не версии выдвигать, апостараться определить причину смерти и примерное время ее наступления, орудие,которым она была причинена, личность жертвы.

— Есть ли, по-вашему, какая-либо взаимосвязь междугибелью Джавица Уайлда и этого актера? Есть ли тут что-то общее?

— Есть. Оба работали в кино.

И сам хохочет над своей остротой. У остальных не дрогнул ниодин мускул: вероятно, пребывание в этой комнате напрочь отбивает чувствоюмора.

— Общее — лишь в том, что в обоих случаях былиприменены токсические вещества, поражающие организм почти молниеносно. Второеубийство необычно тем, как именно был запакован цианид: конверт, в котором онсодержался, был снабжен тонкой пластиковой мембраной, запечатанной вакуумнымспособом. При вскрытии конверта герметичность нарушается.

— Это могло быть изготовлено здесь? — с сильныминостранным акцентом осведомляется четвертый участник совещания.

— Да запросто! Впрочем, дело довольно сложное,манипуляции требуют большой осторожности, и тот, кто их совершает, должензнать, что изготовляет орудие убийства.

— Иными словами, это не самоделка?

— Едва ли. Можно со всей уверенностью утверждать, чтоконверт был заказан специалистам. Цианид — не кураре, которым можно простосмочить острие или наконечник… Тут нужен квалифицированный подход.

Савуа думает о Марселе, Корсике, Сицилии, о странахВосточной Европы и Ближнего Востока. Извинившись, выходит из комнаты, звонит вЕвропол. Объясняет серьезность ситуации и просит дать сведения обо всехлабораториях, где может производиться такое химическое оружие.

Его соединяют с каким-то сотрудником, который сообщает, чтобуквально пять минут назад получил запрос об этом же из ЦРУ. Что происходит?

— Ничего. Пожалуйста, ответьте мне, как только получитеинформацию. И если можно, не позднее, чем через десять минут.

— Это совершенно невозможно, — отвечаютему. — Ответ дадим, когда он у нас будет. Не раньше и не позже. Мы должныбудем направить…

Савуа, не дослушав, дает отбой и возвращается в комнату.

Бумага, бумага…

Кажется, что все, имеющие отношение к общественнойбезопасности, одержимы этой навязчивой идеей. Никто не решится и шагу ступить,не убедившись предварительно, что его начальники этот шаг одобрят. Люди, такмного обещавшие, люди, перед которыми открывалось блестящее будущее, люди,начинавшие работать с энтузиазмом и творческим огнем, сейчас боязливопритаились по углам, хоть и понимают, что им брошен очень серьезный вызов идействовать надо стремительно, однако субординация прежде всего: пресса всегдаготова обвинить полицию в том, что она действует чересчур крутыми методами,тогда как налогоплательщики постоянно ноют, что полиция вообще бездействует — апотому лучше свалить ответственность на вышестоящих.

Но Савуа сделал звонок лишь для отвода глаз — он и так знает,кто преступник. И возьмет его сам, один, чтобы никто больше не посмелпретендовать на лавры сыщика, распутавшего самое громкое дело в истории Канн. Ион должен сохранять наружное спокойствие, хотя больше всего на свете емухочется, чтобы это бдение поскорее завершилось.

…Когда он вновь входит в комнату, комиссар сообщает, что сиюминуту из Монте-Карло звонил Стенли Моррис, отставной сотрудник Скотланд-Ярда.Посоветовал особенно не усердствовать, потому что преступник едва ли применитпрежнее оружие еще раз.

— Похоже, нам грозит новая вспышка терроризма, —говорит незнакомец.

— Похоже, — подтверждает комиссар. — Нопоследнее, что мы, в отличие от вас, собираемся делать, — это сеятьпанику. И здесь собрались, чтобы сформулировать заявление для прессы, пока этасамая пресса сама не сделала выводы и не обнародовала их в ближайшем выпускеновостей. Я полагаю, мы все же имеем дело с террористом-одиночкой, скорее всего— с серийным убийцей.

— Но…

— И никаких «но»! — жестко и властно чеканиткомиссар. — Мы дали знать в ваше посольство потому, что убитый былгражданином вашей страны. И здесь вы на правах гостя. Когда погибли двое другихваших соотечественников вы не проявили особого интереса и не удосужилисьприслать своего представителя, хотя в одном из этих случаев тоже был примененяд.

А потому если вы намекаете, что над нами нависла опасностьмассового поражения биологическим оружием, вам лучше сразу уйти. Мы несобираемся впутывать в уголовное дело политику. В будущем году должны будем сподобающим размахом и блеском провести очередной кинофестиваль, веримспециалисту из Скотланд-Ярда и заявление составим именно в этом духе.

Иностранцу нечего сказать в ответ.

Комиссар, вызвав секретаря, просит выйти к журналистам иоповестить их, что результаты, которых они так долго ждут, будут оглашены черездесять минут. Эксперт сообщает, что установить происхождение цианида можно, иэто хоть отчасти прольет свет на личность убийцы, но займет никак не десятьминут, а около недели.

— В крови жертвы найдены следы алкоголя, кожные покровыкрасные, смерть была мгновенной. Все это не оставляет сомнений в том, какой ядбыл применен. Если бы это была кислота, остались бы характерные ожоги вокругрта и носа; если белладонна — были бы расширены зрачки, если…

— Доктор, мы все знаем, что вы окончили университет,что можете блестяще обосновать причину смерти, и не сомневаемся в вашейкомпетентности. Итак, остановимся на том, что это был цианид.

Эксперт, кивнув, закусывает с досады губу.

— Ну, а что со вторым пострадавшим? С этим кинорежиссером?

— Мы дали ему кислород, по 600 миллиграммов келоцианоравнутривенно каждые четверть часа, а если не будет положительной динамики,добавим 25-процентный раствор триосульфата натрия…

Повисшее в комнате молчание, кажется, можно потрогатьруками.

— Виноват. Я хотел сказать — он выкарабкается. Комиссарделает пометки на листке желтой бумаги.