Как работает музыка - Дэвид Бирн

Это было довольно тесное место, но уж точно не тихое. У барной стойки всегда шумно из-за разговоров и музыки из автомата, поэтому здесь не было ауры концертного зала или атмосферы, как в клубе Bottom Line в нескольких кварталах от CBGB, где люди чувствовали себя обязанными сидеть тихо и слушать. Физическое и социальное обустройство пространства ограничивало любую театральность со стороны исполнителей, особенно если она опиралась на какие-то технические средства. В зале не хватало места для сложных сооружений или высокотехнологичных декораций, и даже закулисье абсолютно не справлялось со своей задачей: артисты, собирающиеся выйти на сцену, всегда торчали на виду. Из-за этого никому даже в голову не приходила мысль о внедрении элементов театральной постановки, требующих сложного освещения или декораций – такого рода вещи просто физически были невозможны. Мне всегда нравились творческие ограничения, и здесь, к счастью, их было в достатке.

Несмотря на чрезвычайно скромные постановочные возможности, оставался простор для жеста, костюмов и звука. Ежи Гротовский, польский театральный новатор, называл это «бедным театром»[81]. Он писал, что это «снятие масок, поиск истинной сущности, то есть совокупности физических и психических реакций. Здесь мы можем видеть терапевтическую функцию театра для людей в нашей современной цивилизации. Актер действительно берет на себя эту задачу, но он может сделать это только на глазах у зрителя».

Принимая слова Гротовского на веру, я бы сказал, что некоторые из самых новаторских и трогательных постановок в Америке в то время происходили не на театральных подмостках, а на сцене этого безобразного клуба на Бауэри и в других клубах, которые вторили ему в последующие годы. Примерно в тот же период в городе появились новаторские театральные коллективы – на ум сразу приходят The Wooster Group и Mabou Mines, – и они были столь же прямыми, непосредственными и настоящими, хотя и ни в коей мере не натуралистичными. Но и CBGB в каком-то смысле стал театром, одновременно нагим и конфронтационным. И в нем можно было танцевать.

Это тоже может показаться очевидным, но это важно. Хилли уважал оригинальную музыку, и многое из того, что там происходило, вытекало из этой позиции. Группам и музыкантам, у которых за плечами еще не было контрактов со звукозаписывающими компаниями (а также рекламной и финансовой поддержки) или которые просто не хотели играть каверы на песни других людей, было почти некуда податься. На Бликер-стрит существовало несколько фолк-клубов, но они, кажется, не сильно интересовались рок-музыкой как серьезной музыкальной формой (под «серьезной» я не имею в виду трудную или виртуозную). В близлежащих лофтах размещались разнообразные джаз-клубы, но они также не очень-то подходили в качестве площадки для рок-групп. Большинству владельцев клубов, должно быть, казалось невероятным, чтобы здравомыслящий человек хотел услышать группу, которую он никогда не слышал по радио – или вовсе никогда не слышал, если уж на то пошло.

Когда Хилли и другие в качестве эксперимента позволили группам играть свой собственный материал перед небольшой аудиторией, состоящей из их друзей и любителей пива, это был очень важный шаг. Когда Talking Heads в конце концов записали первый альбом и начали выступать, оказалось, что за пределами Нью-Йорка такого сообщества владельцев клубов без предубеждений не существовало. В результате мы выступали в любом нелепом месте, которое позволяло нам играть собственный материал: в студенческом центре в университете, где какой-то паренек думал, что мы можем пропустить нашу музыку через его домашнюю стереосистему, в пиццерии в Питтсбурге и на дне рождения чьего-то ребенка в Нью-Джерси. В течение нескольких лет все же стали появляться сети небольших клубов, и группы, подобные нашей, уже могли найти места для выступлений по всей Северной Америке и Европе. Но это случилось позже.

Тот факт, что появилось сообщество, в рамках которого любой человек с группой и парой песен мог распространять свои озарения, ярость и безумие, не просто запустил поток, а пробил скважину.

Среди групп в CBGB не было особого товарищества. Антагонизма, конечно, никакого тоже не было, просто каждый хотел застолбить свою собственную творческую территорию, поскольку, равняясь друг на друга, мы рисковали раствориться в общей массе. Тем не менее Хилли не брал плату за вход с музыкантов, которые хоть раз выступали в баре, и довольно быстро у него появились завсегдатаи. Никто из нас не жаловался, если коллеги-музыканты не платили за то, чтобы увидеть нас, – мы ведь тоже не платили за то, чтобы увидеть их. У барной стойки всегда потягивали пиво несколько местных музыкантов – многие годы спустя другие владельцы клубов и ресторанов переймут эту идею и начнут потчевать моделей бесплатными напитками, с тем чтобы привлечь побольше клиентов (в первую очередь мужчин). В CBGB это происходило более органично, а не так предумышленно и цинично. Кроме того, благодаря этому в зале всегда была аудитория для любой играющей группы. Пусть и не самая заинтересованная, но все-таки публика. Так что даже группу, у которой совсем не было фанатов, кто-то вроде как слушал.

Успешная сцена представляет альтернативу. Некоторые из нас в конечном итоге пришли к выводу, что нам не было бы так же комфортно в других местах, и музыка там наверняка была бы ужасной. Тусовка, таким образом, состояла из маргиналов, готовых поделиться своими мизантропическими чувствами насчет доминирующей музыкальной культуры.

Это вовсе не означало, что все мы реагировали на это отчуждение одинаково. Если верить прессе, музыкальная сцена CBGB была представлена только небольшим количеством групп, но это неправда. Несмотря на то что на всех был навешен ярлык панк-рока, там выступали самые разные группы. Были и прог-роковые группы, представители джаз-фьюжн, джем-бенды и фолк-певцы, которые, казалось, забрели не в тот конец Бликер-стрит. The Mumps играли пауэр-поп, и можно даже сказать, что The Shirts были предтечей мюзикла «Богема». Мы все были недовольны и настроены против рок-динозавров, которые тогда бродили по земле. Мы выражали это недовольство по-разному, но здесь было место, где мы могли посочувствовать друг другу и наметить новый курс.

Глэм-роковые группы, уже существовавшие к тому моменту, такие как New York Dolls, Дэвид Боуи и Лу Рид и некоторые другие, считались крутыми и провокационными, но почти все, что так или иначе было связано с мейнстримом, казалось безнадежно устарелым. На радио доминировали Eagles и калифорнийский саунд[82], а также «длинноволосый» метал и диско – все это, казалось, было из другой вселенной. При этом мы любили немало композиций в жанре диско, но среди рокеров танцевальная музыка считалась «синтетической», а потому неаутентичной и неискренней.