Рождество каждый день - Милли Джонсон

Носильщики несли гроб в корзине, усыпанный остролистом, омелой, белыми розами и пуансеттиями. За ними шел викарий в рясе, следом – серьезный худой Робин в черном костюме, длинном пальто, с белой йоркширской розой в петлице. Он выглядел отчаянно грустным и одиноким, и Мэри и Бридж тяжело сглотнули при виде него.

Викарий поднялся на кафедру и попросил прихожан сесть.

– Добро пожаловать, друзья. Я отец Дерек, и мы собрались здесь, чтобы попрощаться с нашим дорогим Чарли, – начал он, откашлявшись. – Мужем Робина, дядей Рубена и Розы. Он был бы тронут тем, что так много людей приехало сегодня из таких далеких мест, как Австралия, Испания, Калифорния, Йоркшир, Дербишир, Манчестер, и, конечно, из Лондона.

Очевидно, что викарий хорошо знал его. В его голосе звучали эмоции человека, лично знакомого с Чарли.

– В этой же церкви Чарли обвенчался с Робином три года назад. Наша первая гей-свадьба. Счастливое и историческое событие в Таквитте. Мне кажется, я никогда в жизни не видел столько пустых бутылок из-под шампанского.

Легкий смех прокатился по церкви.

– Робин и Чарли были вместе в течение тридцати двух лет. И нет никого более подходящего, более правильного, более способного произнести надгробную речь, чем Робин.

Викарий отошел в сторону и позволил Робину занять свое место. Робин вдохнул, успокоился, ухватился за края кафедры, чтобы устоять.

– Это клише, но Чарли был моей опорой, – начал он, его голос дрогнул.

У Бридж возникло внезапное желание перепрыгнуть через головы всех присутствующих, чтобы взять его за руку.

– Он родился в эпоху нетерпимости, в жестком мире, он стал мудрым во времена больших трудностей и предрассудков, потому что он был геем, но ему повезло, потому что он был воспитан в любви двух удивительных женщин, его бабушки Джесси и его матери Элизабет.

Он родился в Йоркшире, но, когда его отец Дэвид умер, Элизабет вернулась домой и стала жить в восточной части Лондона. Когда Чарли было двенадцать лет, родилась его младшая сестра, Мим, и он был ей любящим братом всю жизнь, пока она, к сожалению, не умерла десять лет назад. Чарли было всего тринадцать, когда он ушел из школы, чтобы работать у ювелира, который пережил ужасные вещи во время войны, но, по словам Чарли, этот человек был самым добрым из всех, кого он когда-либо встречал. Он заменил Чарли отца, научил его не только ремеслу, но и жизни. Чарли всегда говорил, что если кто-то смог пережить такой ад, то он мог пережить все.

Далее Робин произнес большую, но все же недостаточно длинную речь, посвященную Чарли. Смех, который он вызывал во время выступления, придавал ему силы, необходимые для того, чтобы продолжать. Забавный, трогательный, грустный, местами тяжелый, Чарли Глейзер предстал как лучшее произведение человечества. Упоминаний о его уровне холестерина было тоже довольно много.

– И на случай, если вы удивлены моим выбором приветственной песни – ну, вообще-то, ее выбрал Чарли, потому что он, как вы могли догадаться, спланировал свои похороны до мелочей, – то это потому, что он любил Рождество и, если бы у него была возможность, он бы проживал каждый день так, будто это и в самом деле Рождество. Он знал, что это его последнее Рожтество, и так хотел, чтобы в нем было полно снега, – сказал Робин, его голос дрогнул.

Он застыл на несколько мгновений, возвращая себе контроль.

– Я забронировал пятизвездочный отель в Авморе, со всеми возможными удобствами, но в итоге нам пришлось укрыться в старой гостинице на йоркширских болотах. Нас было шестеро, и мы просидели там четыре дня. Я был вне себя от ярости. Представьте себе, когда вы знаете, что это будет последнее Рождество, которое вы проведете вместе, а в Шотландии вас ожидают шампанское и канапе… – Он сделал длинную паузу и улыбнулся. – Но мы не могли пожелать более веселого Рождества. Мы не могли пожелать более богатой компании, более добрых людей, лучшего веселья и пиршества, чем у нас было. Мы ехали в Авмор, и Чарли изо всех сил старался скрыть от меня свою боль, и все же он провел второй день Рождества, лежа на снегу и хлопая конечностями, делая ангелов, сооружая снеговика и играя в снежки. Рождественское волшебство – каким оно и должно быть. Он слишком много ел, он определенно слишком много пил… Он прожил эти последние дни на полную катушку. Он умер здоровее, чем жил последний год.

Сладкая волна смеха прокатилась по церкви, захватив всех.

– В то последнее утро Чарли сказал мне, что открыл для себя смысл жизни, смысл всего этого.

Он оставил драматическую паузу, прежде чем просветить всех.

– Он сказал, что его нет.

Снова смех. От людей, которые знали Чарли достаточно хорошо, чтобы поверить словам Робина.

– Чарли говорил, что смысл жизни в том, чтобы жить здесь и сейчас, присутствовать в моменте. Смотреть концерт глазами, а не пытаться снять его на телефон; жить в реальном, а не виртуальном мире, выжимать сок из каждой секунды, наслаждаться этим путешествием, сколько бы оно ни длилось. Чарли рисковал и рисковал; иногда он терпел неудачу, иногда добивался успеха, и успехи с лихвой компенсировали неудачи. Он всегда говорил, что корабли никогда не строились для гаваней, их создавали для приключений и исследований. Никогда не выходить в открытое море – значит спастись от штормов, но и никогда не найти прекрасных тропических островов, белых песков и голубых лагун.

Чарли мог находиться недолго в чьей-либо жизни, но при этом оказать на нее влияние. В церкви есть люди, которые знали его только последние несколько дней, но какие это были дни! Мы пробыли вместе недолго, но Чарли понимал настоящую цену этих людей. Он видел всех, словно бриллианты. Одни – ограненные и совершенные, другим нужно придать форму и отполировать их, третьи – кубический цирконий. Он не беспокоился о них, он мог распознать подделку за километр. Он был мастером ювелирных изделий и людей.

Я просто хочу сказать спасибо за вашу дружбу и любовь. Спасибо за вашу доброту к Чарли. И если вы были с ним в те последние дни, я знаю, что Чарли хотел бы поблагодарить вас за холестерин.

– Холестерин! – рявкнул кто-то. Один из их друзей, который, похоже, прекрасно понимал, о чем речь.

– Чарли сказал, что постарается присутствовать на похоронах, – продолжил Робин. – Он сказал, что не прилетит в виде бабочки или малиновки. Мы обсуждали банановые шкурки и вишни, но он сказал, что предпочел бы вернуться в виде шальной погоды. Так что, если этот солнечный свет уступит место вихрю, вините его, а не синоптиков за неудачный прогноз.

Конец речи Робина был встречен тишиной, а затем неуверенными хлопками, люди словно сомневались, принято ли это в церкви. Бридж поддержала его, следом за ней – Мэри, и так до тех пор, пока не зааплодировали все, не только Робину, но и человеку, который вдохновил его: их любимому Чарли Глейзеру.

Все хором пели «Мы встретимся снова» вместе с Верой Линн, колыхаясь, словно пшеничное поле, подхваченное сильным ветром, в то время как на стену спроецировали снимки. Вот улыбающийся мальчик Чарли, вот улыбающийся мужчина; улыбка была общим знаменателем. Фотографии Чарли со звездами кино, в смокингах и пиджаках, с золотыми волнистыми попугайчиками на сахарном пляже. Фотографии, на которых он обнимает семью и друзей, обнимает дельфина, обнимает своего нового мужа под взрывами конфетти, и, наконец, последняя фотография, на которой он запечатлен в центре шестерки Фигги Холлоу, его лицо сияет в свете камина, он держит горячий шоколад в стиле Чарли: «Черный лес» с вишней.