Фридрих Барбаросса - Юлия Андреева

Я всегда обожал свою семью и своих друзей, которых у меня во все времена было по пальцам сосчитать. За столько лет Генрих сделался частью меня и это не просто красивости, а реальное ощущение. Отторгнуть его для меня было не легче, чем позволить отрезать себе часть руки или ноги. Я видел, как на войне лекарь уговаривал солдата отрубить почерневшую, превратившуюся в сплошной зловонный гнойник ногу, и как тот умолял не делать этого, уверяя, что ему уже лучше.

Впрочем, огласить решение суда — одно, а отобрать лен у такого человека, как кузен, — совсем другое. Для того чтобы довести это дело до конца, следовало заручиться поддержкой князей, так что исполнение приговора снова пришлось отложить теперь уже до 13 апреля 1180 года, а потом еще до 27 апреля, так как все хотели отпраздновать Пасху в храме, а не во время осады очередной крепости.

После чего я вынес свое решение относительно бывших ленов Генриха: Саксонию теперь следовало поделить на несколько малых ленов, больший из которых доставался сыну Альбрехта Медведя, графу Бернхарду Анхальтскому[155], западная часть Саксонии превратилась в Вестфальское герцогство и отходила архиепископу Кёльнскому. А Баварское герцогство — Оттону Виттельсбаху: в смысле моему другу и знаменосцу. В качестве ответной меры Генрих напал на Гослар. Крепость не взял, зато рудники разрушил. И пошел мстить в Тюрингию, отлично же знал, что у меня там любимая сестра. Разбил вставшее ему на пути воинство Людвига, разрушил Мюльхаузен, после чего послал гонца к своему тестю — королю Англии, предлагая вместе напасть на Империю. Хотел еще молодого Филиппа II Августа[156] в заговорщики записать, но тот не только отказался, но еще и принес мне свои извинения, сообщив, что не собирается воевать за Генриха Льва. Тогда кузен попытался уговорить датского короля Вальдемара I, за сына[157] которого он отдал свою дочь от первого брака, Гертруду[158], напасть вместе с ним на Империю. Понимая, что от Генриха не так просто отделаться, Вальдемар потребовал, чтобы прежде герцог примирился с Богом и заодно отдал Хальберштадту и Бремену все, что отобрал у них.

В общем, Дания не встала на защиту Генриха, я же не стал дожидаться, когда он сметет с лица земли еще какой-нибудь имперский город, и пришел с войском к южной границе Саксонии. Генрих тут же поднял свое войско, во всех крепостях был спешно усилен гарнизон. Оставалось напасть и… потерпеть неудачу. Уж слишком сильный герцог, ко всему прочему каждый скажет, на своей земле воевать сподручнее.

Мы же никуда не спешили, встали, шатры, палатки поставили, и пошла необычная работа. Письма пишем и с гонцами рассылаем. Вассалам Генриха вести шлем, каждому лично от императора с печатью и подписью. А в этих письмах доходчиво объяснено, что после приговора суда ни один вассал не должен помогать своему бывшему сеньору против императора, все данные ранее Генриху Льву присяги утрачивают силу. Так что нужно не к нему на выручку лететь, а до 11 ноября 1180 года приехать к императору в Хальберштадт, потому как все, кто не явится, без дальнейших объявлений будут лишены имений, а кто выступит против имперского войска с оружием, могут поплатиться за соделанное жизнью.

Первым явился граф Адольф Шауэнбургский[159], который не так давно разругался с Генрихом во время дележа добычи. Я так понял, что кузен послал его к такой-то матери, а его сиятельство, не зная дороги, завернул ко мне. А за Адольфом пошли другие бывшие ленники Генриха. Всем, кто приходил и приносил присягу, я лично дарил новые лены и деньги. Для хорошего дела не жалко. В результате, не пролив и капли крови, я завоевал южную Саксонию, так что часть войска можно было распускать по домам.

Ничего, если и дальше дела пойдут столь же споро, мне не войско, а команда поваров да церемониймейстеров для торжественного принятия присяг понадобится. Сказал — и сглазил.

— Ну, верный Отто, видишь крепостишку, Хальденслебен прозывается?

— Так точно, Фридрих, вижу.

— Что скажешь? Сколько дней работы потребуется? Каких тебе чудес техники к стенам подвезти?

— Да тут, — чешет в затылке Виттельсбах, — да тут не дни, не недели, тут на полгода… и если войско развернуть на марше и всех сюда, и то, я думаю…

— Подмогу вышлем. За Хальденслебен, еще Брауншвейг и Люнебург стоят непреклонные. Письма я уже разостлал, ответы вот-вот приходить станут.

— С графом Ратцебургским еще проблема, — не унимается Отто. — Этот в жизни не сдастся, до Страшного суда будет Генриха провиантом и солдатами снабжать из своего лена.

— Это я беру на себя. Вихман, душа моя, есть ли у нас надежные люди в ставке Генриха Льва?

— Есть, как не быть, — Вихман поспешно отирает об одежду сальные руки, жрал что-то в уголку, пока люди делом занимались.

— Вот и хорошо. Скажи, чтобы донесли Генриху, мол, его вассал, правитель Ратцебурга, с сыном, тайно присягнули императору и даже задание получили умертвить своего бывшего господина.

— Так это же брехня?! — вытаращился правдолюб Отто. — Кто поверит?

— Приятно с вами иметь дело. Вихман сделай так, чтобы поверили. От Генриха теперь каждую седмицу кто-нибудь отступает, поверит как миленький.

— Дозвольте, я скажу, — в дверях шатра образовалась мощная фигура графа Шауэнбургского поперек себя шире. То ли пароль для входа где узнал, то ли стража поостереглась такую махину останавливать.

— Слушаю, ваше сиятельство, можно просто говорить Адольф? Что хорошего подскажете?

— Из дома гонец прискакал, матушка пишет, — мнется в дверях граф-гора. — Герцог-то на мою крепость Плён напал и еще вторую, Зеегебург, что на озере, осадил. Так матушка, оборону в свои руки взяла, да только помощь ей нужна, потому как лично-то она быка кулаком в лоб остановит да наземь свалит, но две крепости одновременно оборонять — тут одной силы маловато, тут…