Замок над Морем. Книга первая. Голос рода - Галина Гончарова

Мировой известности она бы никогда не получила, но приходили ее слушать не из вежливости, а ради удовольствия.

На второй вечер народа было вдвое. Опять шумели, бросали монеты, кричали что-то громкое и одобрительное. Сказку про говорящую рыбу пришлось исполнять два раза.

И уже ночью Алаис подвела итоги.

За два дня почти шесть золотых.

Понятно, что это новизна, вскоре таких заработков не будет. Да и не надо.

Еще пару дней, и свое проживание у Магдалены она окупит. Потом и свое проживание здесь.

Но главное – не деньги. Главное – расположение таверны рядом с портом. Что надо морякам?

Поесть после рейса, поспать, найти сговорчивую девушку, поразвлечься, в том числе и песню послушать. Моряки приходили самые разные. От добропорядочных матросов с купеческих кораблей, до откровенно пиратских рож. Садились за столы, переговаривались, слушали, пили, иногда пели. Алаис внимательно вглядывалась в просоленные морем обветренные лица.

Ходила по залу, присаживалась за столики, только не пила.

Нет-нет, ребят, вы вон какие крепкие, а я пока сопляк еще. Мне еще работать, а вы меня с ног выпивкой свалите. Лучше молока мне закажите, а то горло не казенное…

Над пареньком смеялись, но не сильно.

Истории были интересные, песни то задорные, то задушевные, а признание собственной слабости всегда дорогого стоит. Вот храбрился бы – глупо бы выглядел. А когда все говорится честно, тут уважения к человеку больше.

И в том числе Алаис прислушивалась к разговорам.

Ей надо было отсюда уехать.

На корабле.

На Маританию.

Алаис долго обдумывала маршрут, но потом все же решилась.

Уйти из города пешком она не сможет, Таламир не дурак. Дороги обшарят все, стражники будут хватать любого подозрительного типа. Да и просто – первое же столкновение покажет, что она женщина.

Прибиться к кому-то?

Алаис искренне боялась не выдержать легенду. И доверять никому не могла. За такое вознаграждение, которое назначил Таламир, ее еще и шелковой ленточкой перевяжут.

А ведь назначил уже…

Сплетни по столице ходили самые разные.

Герцогиня Карнавон погибла во время пожара.

Герцогиня Карнавон бежала от мужа.

Таламир выдал какую-то шлюху за герцогиню, и теперь дурачит всех окружающих. А шлюха от него таки сбежала. Или он ее убил.

Последняя версия подтверждалась тем, что был пожар, на пожаре нашли чье-то мертвое тело, а Таламир хранил многозначительное молчание. Алаис догадывалась, что служанка не смогла спастись, но не сочувствовала Тарле ни в малейшей степени. Вести себя с завоевателями можно по-разному.

Были во время Великой Отечественной те, кто жил в оккупации, а были полицаи. И давили последних, как клопов, потому что предавший свой род – жить не должен. Нечего такой генетикой землю загрязнять! Тарла как раз и относилась по классификации Алаис к полицаям.

Она служила за теплое местечко радостно, истово и искренне. Просто из ненависти к Карнавонам.

Удалось прыгнуть к хозяину в постель?

Замечательно!

Приказали следить за Алаис и доносить – с радостным визгом побежим, виляя хвостиком.

Вот и… довилялась.

Тело обнаружили в спальне герцогини, а кто уж там был? Неясно.

Пока по столице ползли сплетни о том, что Таламир убил последнюю из рода Карнавон. И теперь надо ждать ураганов, смерчей, неурожая… Кто распространял слухи – было неясно, но завистников у мужчины наверняка хватало.

Алаис этому была только рада.

Чем хуже Таламиру, тем лучше ей. Попади он в опалу, женщина бы вообще от радости до потолка прыгала. Особенно если его в наказание в Карнавон отошлют! А если и прибили бы по дороге – радости Алаис вообще предела бы не было.

Но не стоит мечтать о невозможном. Начнем с простого.

Заработать немного денег и найти корабль, который отвезет Алаис на остров Маритани.

* * *

Мечта Алаис сбылась на пятый день.

Маританцев она узнала сразу. Нельзя сказать, что вошедшие в трактир мужчины были похожи между собой. Один – высокий и светловолосый, второй – низенький и полноватый, третий – типичный боцман, как она их себе представляла, четвертый скорее всего юнга. Но…

Все четверо были одеты в простые белые рубахи и черные широкие штаны, на каждом был широкий синий пояс с подвешенным к нему коротким кривым кинжалом. Но главное…

Главное Алаис поняла, пробегая взглядом по лицам мужчин.

У них у всех были одинаковые глаза. Разных оттенков синего, но в то же время… как море.

Оно ведь всегда одно и везде – разное. Оттенок моря на мелководье и в глубине, пронизанный солнццем и отягощенный нависшими тучами, цвет течения и прибоя, окраска подводных камней и песчаного дня…

Это все море.

Одно одно, оно ласково окутывает плечи мира синим шелком, но какое же оно разное…

У юнги глаза были бледно-голубые, у боцмана иссиня-сизые, но море плескалось и пело в них совершенно одинаково. И полетела, сверкая в воздухе, золотая монетка.

– Говорят, тут певец хороший появился? А спой нам о море, мальчик?

Говорил только полноватый, остальные молчали. Алаис подумала минуту, и пальцы уверенно легли на струны.

– Прощайте, скалистые горы…

Песня на стихи Букина пришлась ко двору. Только «Рыбачий» Алаис поменяла на «наш остров». За этой песней последовала вторая – уже Юрия Антонова.

– Море, море – мир бездонный…

И видя, что мужчины задумались о чем-то своем, ударила по струнам в любимой, залихватской, почти народной…

– Шаланды, полные кефали…

Песни пришлось повторять еще по нескольку раз. И любимую «про пиво». И про любовь, и…

Когда у Алаис уже руки устали играть, она устало отставила гаролу в угол и припала к кружке с горячим молоком, заботливо принесенной хозяином. В трактире опять оживились, заговорили, спеша урвать момент. Потом-то говорить не захочется, только слушать. А маританцы, все это время внимательно слушавшие песни, переглянулись, и светловолосый махнул руукой, подзывая Алаис.

– Присядь с нами, певец?

Алаис подумала и согласилась. Уселась за стол, осушила одним глотком остаток молока, улыбнулась.

– Отработал я вашу монету, господа?

– С лихвой отработал, – усмехнулся светловолосый. – Хорошие у тебя песни.

– Не мои. Батины.

– А он…

– Нет его.

И Алаис не лгала. Многих из авторов уже давно нет в живых. А песни остались, они живут, проходят сквозь века, они сами, как море.