Сердце Солнечного воина - Сью Линн Тань

я совсем не потеряла им счет. Это было хорошее время, мы жили одной семьей, так, как не могли раньше. Ум исцелялся медленнее, чем тело, потому что душевные раны всегда глубже и труднее залечить невидимое. Я не знала, когда это началось: в какой момент раздробленные кусочки сердца начали снова понемногу собираться воедино, срастаясь если не полностью, то, по крайней мере, настолько, что я чувствовала себя почти прежней. Я больше не просыпалась, шепча имена погибших, вновь переживая обжигающий вены огонь или леденящий плоть ужас, когда на меня обрушился топор Уганга.

Мои воспоминания стали добрее, боль притупилась, переплетясь с осколками радости: как Пин’эр рассказывала мне истории Царства бессмертных, а я слушала ее открыв рот; как принц Яньмин радостно размахивал своим деревянным мечом.

И Вэньчжи…

Как он упорно пробивался через барьеры, которые я перед ним воздвигла. Его ум и неукротимая воля, безжалостность и нежность, мягкость, с которой он на меня смотрел. И самое главное – как Вэньчжи любил меня, а потом отдал за меня жизнь.

По мере того как боль стиралась, что-то другое появлялось на ее месте. Какой-то зуд – такой же я чувствовала в детстве, страстное желание заглянуть за горизонт. Я испытала облегчение, что эта искра возродилась в моей душе, что пустота во мне начала наполняться стремлением… к большему.

Простая истина, жестокая правда, что это больше не мой дом.

Я отправилась навестить Шусяо. Они с Мэнци жили у южной окраины империи, в тихом месте, окруженном бамбуком, в тени серо-голубых гор. Меня согрел вид каменного дома с арочной крышей из красной черепицы – о таком подруга давно мечтала. Мы сидели с ней и разговаривали, как обычно, в тени деревьев в ее дворе. Я порадовалась, что она обрела радость жизни, пусть даже заставила меня тосковать по собственной.

«Невозможно», – усмехнулся мой разум. В моей жизни уже были две большие любви, и в сердце не осталось места для третьей.

Я приготовилась к следующему пункту назначения – Восточному морю. Мне необходимо было туда съездить, чтобы заглушить безжалостный голос совести, утолить горе, которое все еще меня терзало. Я не знала, был ли тот молодой солдат принцем Яньмином, и никогда не узнаю, – но, где бы ни находилась его душа, я надеялась, что он обрел заслуженный покой. Обещание драконов было большим утешением, и в лучшие дни я воображала, как Яньмин резвится с существами, которых любил больше всего, и что они тоже его любят.

Коралловый дворец все так же поражал воображение своими светящимися стенами из розового кварца, что высились над сапфировыми водами. И все же на меня навалилась тяжесть, ноги с трудом миновали хрустальную арку, ведущую ко входу. Охранники не пустили меня, слуга отправился на поиски принца Яньси, но мне не пришлось долго ждать. Наследник тепло приветствовал меня, хотя его улыбка была мрачной. Мой вид навевал неприятные воспоминания, те, что приносили боль. Закрыв глаза и вдохнув соленый воздух, я почти услышала звонкий смех его брата, топот шагов, когда он бежал ко мне. Я подняла голову, мой пульс участился в предвкушении, но затем на меня обрушились другие воспоминания: бледное лицо мальчика за миг до того, как гуандао пронзил ему грудь. Ах, как больно. Верно однажды сказала мне Пин’эр: некоторые шрамы вырезаны на наших костях. «А некоторые могут даже сломать их», – подумала я про себя.

– Можно мне его увидеть? – нерешительно спросила я, ожидая отказа.

Какое право я имела приходить сюда? Я не была ни родственницей, ни близким человеком. Но я любила его брата и оплакивала его, а разве это само по себе не дает права проститься?

К моему облегчению, Яньси кивнул:

– Яньмин хотел бы этого. Он всегда так тебе радовался.

Я последовала за ним через дворец, мои внутренности сжались от страха перед тем, что меня ждет. Холодный каменный алтарь, спрятанный в одинокой комнате? Зря я переживала. Они построили ему прекрасное надгробие в коралловом саду, согретом лучами солнца. В центре стоял лакированный алтарь из черного дерева и перламутра, а на нем лежала единственная пластина из сандалового дерева с выгравированным именем принца Яньмина в окружении двух свечей, чье пламя не колебалось даже на ветру.

Мы с Яньси стояли молча, склонив головы, сцепив руки перед собой. Это смертные жгли благовония, надеясь, что дым донесет их слова до небес. Тем не менее я прошептала за него молитву, представляя, что ветер может унести ее туда, где лежит его нежная душа – будь то океан, который Яньмин любил, с драконами или здесь, в его родном доме. Слезы текли по моим щекам. Даже по прошествии всего этого времени я их не выплакала.

Хриплый всхлип вырвался из моего горла.

– Я обещала защитить его и подвела.

Голос принца Яньси был мягким и серьезным:

– Я тоже виню себя. Если бы я только мог, то не привел бы Яньмина в Южное море. Спрятал бы его до того. Но смерть брата – не наша вина. Мы должны положить конец этому циклу раскаяния, который ведет только к отчаянию. Яньмин не хотел бы этого. Он излучал радость, любовь и смех, и именно таким я хочу его запомнить. Не то, как он умер, а то, как жил.

Эти его слова пролили бальзам на мою рану, напоминая, что хотя в жизни есть смерть, но и в смерти есть жизнь, что не все должно быть потеряно. Принц Яньси замолчал, возможно, дав мне время собраться с мыслями. Как и он, я мучила себя в тишине своего разума, задаваясь вопросом, сумела бы я спасти Яньмина, если бы действовала быстрее, если бы убила Уганга при первой же возможности. Сотни «если», неизвестных развязок преследовали меня, столь же мимолетных и неверных, как туман на рассвете. Все сожаления в мире не изменят прошлого.

Мы стояли там несколько часов, пока лунный свет не посеребрил алтарь. Наконец я встала и поклонилась.

– Спасибо, – сказала я принцу Яньси. – Теперь мне пора.

– Куда ты пойдешь? – спросил он.

Это было не приглашение остаться. А даже если и оно, мне не хватало черствости его принять. К чему представать перед родителями Яньмина? Я не убивала их сына. Я отдала бы за него свою жизнь, и все же его кровь окрасила мои руки.

Я покинула Восточное море с грызшей меня тоской, решила отправиться в какое-нибудь новое место, не запятнанное прошлым. Мне хотелось странствовать и бродить, утопить чувства в незнакомых видах изумрудных лесов, серебристых гор и нетронутых океанов. Но одно место звало меня сильнее прочих, место, от которого я держалась подальше, боясь вновь вскрыть старые раны, которые так до конца и не затянулись.

И все же я сдалась и отправилась в Золотую пустыню. Шла через сверкающие дюны под жаром солнечных лучей. Если в Небесной империи царила вечная весна, то пустыня была безжалостным летом. Я спала днем и гуляла по вечерам под луной, когда становилось прохладнее. Иногда дремала на неровных песках, пробуждаясь только от яркого дневного света… и в такие ночи я спала лучше всего.

На границе Стены я застыла, потрясенная видом движущихся фиолетовых облаков, эмоции захлестывали меня. Из обрывков новостей, которые просачивались ко мне, я слышала, что после смерти Вэньчжи разразилась великая борьба за власть. Его мать, вдовствующая царица, вышла победительницей, взойдя на трон и доказав, что она способная и мудрая правительница. Такая же, каким стал бы ее сын, если бы его не угораздило в меня влюбиться.

Стена процветала, больше не являясь задворками королевства. Бессмертные свободно приходили в это место, которого так долго боялись, и про демонов говорили все реже. Внезапно меня охватило желание отправиться туда, где я познала и тоску, и надежду. Но мать Вэньчжи по праву прогнала бы меня прочь, ту, которая так дорого обошлась ее сыну. Нет, я не могла навязываться ей, снова пробуждая горе. Царица не была мне другом; я не претендовала на доброе отношение, хотя мне и хотелось скорбеть вместе с ней