И пала тьма - Джеймс Клеменс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И в чем же заключалась эта тайна? — спросил Тилар, когда вор снова умолк.
— У него не было сердца.
— Что?!
— Не зря его прозвали Креваном Безжалостным. Прозвище произошло от более старого имени — Креван Бессердечный.
— Что за глупость? — покачал головой Тилар.
— Он говорит правду, — проворчал со скамьи рыцарь. — Я родился без сердца.
— Но как?.. — побледнела Делия.
— Еще во чреве матери его поили темными снадобьями, и его кровь изменилась. Она зажила собственной жизнью, и ей не потребовалось сердце, чтобы бежать по венам. Это изменение позволило Ворону пережить удар убийцы — нельзя проткнуть то, чего нет.
Тилар уставился на рыцаря.
— Но подобную рану не скроешь. Тогдашний староста поставил перед ним выбор: либо пройти через унижение и быть разжалованным из рыцарей, либо позволить Ворону сиру Кею умереть.
Роггер бросил быстрый взгляд на Кревана.
— Поэтому он скрылся, а менестрели и историки пережевывали его прошлое, как голодные собаки, грызущие кость. Подобно тебе, Тилар, он начал новую жизнь среди низших слоев Мириллии. Из семени его боли выросли и черные флаггеры.
Тилар понимал, что о многом вор умалчивает, но не стал настаивать.
— Но как получилось, что его мать пила снадобья? — спросила Делия. — Зачем?
Ответ на ее вопрос прозвучал из входа в пещеру. Там стояла встреченная ранее женщина с виром Беннифреном на руках.
— Потому что Ворон родился здесь, в Логове.
Делия в ужасе прикрыла рукой рот.
— Здесь его дом, — продолжало свистящим голосом древнее дитя. — Он был рожден вирами.
Креван вскочил на ноги.
— Никто не может выбрать, где ему родиться. Но можно выбрать, как прожить жизнь. Я отказался от своего родства много лет назад.
— Кровь остается кровью.
— А дерьмо остается дерьмом, — сплюнул рыцарь.
Его выходка только позабавила правителя виров, и он разразился смехом. Креван сообразил, что его намеренно выводят из себя, и сурово выпрямился.
— Что ты решил со сделкой? Она опять будет стоить мне крови?
— Твоя кровь уже купила свободу Эллисон восемьдесят лет назад. С тобой трудно торговаться. Я все еще скучаю по твоей матери. — Вир потянулся и стиснул грудь держащей его женщины. Она никак не отреагировала. — Твоя мать давала молоко слаще, чем у любой из моих коров. И что с ней сталось после того, как ты ушел из Логова? Насколько я слышал, она умерла. Утонула. Не знаю, было ли это несчастным случаем, или у нее еще оставалась воля? Возможно, она скучала по прежней жизни.
— То, что ты с ней сделал… — На сей раз Креван не вспылил. В его голосе слышалось холодное, грозное обещание. — Я убью тебя за это.
Крохотная рука отмахнулась от угрозы:
— Она не остановила тебя, когда ты бежал из Логова. Она заслужила наказание. Но я удивлен, что ты решил разыскать ее только спустя два столетия. Кого нужно за это винить?
Глаза Кревана превратились в щелки.
Тилар прочел на его лице боль. Пришла пора положить ей конец. Он заговорил, отвлекая внимание вира от рыцаря:
— Так мы собираемся торговаться или нет?
— Переходим к делу, — протянул Беннифрен, разглядывая Тилара древними глазами на пухлом, мягком личике. — Очень хорошо. Совет принял решение. Мы позволим вам пройти нашими норами.
— Какая будет цена?
— Та, с которой ты сможешь жить дальше… Как я понимаю, для тебя это главное?
Вира поднесли ближе, и до Тилара донесся запах скисшего молока.
— Век за веком клан виров ищет божественности во плоти. Мы проделали немалый путь, стремясь к цели. Черный рыцарь, который привел тебя сюда, стал одним из успехов на нашем пути — неподвластный времени смертный. Но он все же старится, только гораздо медленнее обычных людей. Как и я. Еще столетие или чуть больше, и придет его черед, если, конечно, он не умрет раньше от обильных ран или болезни. Нам еще многое предстоит узнать, прежде чем мы сумеем родить бога, но каждый рожденный в Логове младенец приближает нас на шаг к цели.
Тилару довелось за прожитые годы повидать результаты подобных «успехов»: дети без рук и ног, куски бесформенной плоти, опьяненные Милостью чудовища. Но самыми худшими становились порождения тьмы, подобные тому, что было сейчас перед ним. Искалеченные еще во чреве снадобьями, но обладающие мудростью превыше человеческой. Они становились наиболее опасными и хитрыми.
Придется действовать крайне осторожно. Тилар не питал ложных надежд на доброту виров, а они, безусловно, не остались слепы к его способностям, начиная от текущей по его жилам Милости и заканчивая призрачным демоном. И все же они без страха позволили ему войти в Логово. Он не сомневался, что за ним наблюдают невидимые глаза и при малейшей угрозе всех беглецов убьют на месте.
— Тогда чего ты от нас хочешь? — снова спросил Тилар.
— В уплату за спасение твоей шкуры мы просим, чтобы ты оставил нам на память маленький кусочек от нее.
— Что ты имеешь в виду?
Глаза младенца разгорелись ярче.
— Тебя обожгли Милостью, влили ее в твое тело. С твоей помощью мы можем достигнуть древней цели за одно поколение. Мы хотим получить по одному образцу всех твоих восьми гуморов — не больше, но и не меньше. Оставь их нам, и вы можете идти.
Предложение вира представлялось предельно ясным. Тилар уже открыл рот, чтобы согласиться, но Роггер, не вынимая изо рта трубки, еле слышно пробормотал:
— Торгуйся, будь ты проклят…
Тилар осознал, что пошел на сделку слишком охотно.
— Ты просишь слишком много, — запинаясь, выдавил он. — Я думаю, одной моей крови достаточно, чтобы оплатить Проход.
— Мы можем забрать ее у тебя и силой, — угрожающе прищурил глаза Беннифрен.
— Но чего она будет вам стоить? Ты знаешь, что я могу за себя постоять.
— А, твой демон… — оскалился вир. На лице младенца выражение выглядело устрашающе.
Тилар кивнул. Пусть считают, что он умеет обращаться с демоном как с оружием.
— Без помощи тебе никогда не выбраться из наших нор. У нас есть ловушки, которые станут губительными даже для хозяина демона. И как насчет твоих друзей? Ты выбросишь их жизни на ветер?
— Тогда я добавлю еще черную и желтую желчь, — со вздохом уступил Тилар.
— Дерьмо и мочу? Щедрое предложение. Меня оно не устраивает.
— Тогда скажи, чего ты хочешь?
— Я уже сказал.
Тилар задумчиво прищурился. Виры порождают уродцев в погоне за божественностью. И больше всего им нужно его семя. Он подозревал, что только поэтому до сих пор жив. Остальные гуморы виры могли бы собрать и с его трупа, но семя умрет вместе с ним.