Хрен с Горы - Изяслав Кацман

А вот с точным содержанием письма пришлось разбираться до глубокой темноты – мало того, что написание букв у моей единственной ученицы после всего нескольких месяцев обучения ещё хромало, так вдобавок наши с тэми взгляды на то, как следует писать то или иное папуасское слово, как теперь оказалось, слишком различались. Хорошо ещё, что учил её я сам, так что, отталкиваясь от встречающихся в тексте знакомых по нашим с Раминаганивой занятиям слов, удалось мало-помалу разобрать написанное.

Заканчиваю же свой труд по дешифровке при свете трёх факелов, притащенных по моему требованию Раноре. В начале письма Солнцеликой и Духами Хранимой содержалась в общем-то та же информация, которую уже успел доложить Баклан, только в восприятии перьеплащеносного ребёнка. В изложении юной тэми это всё жутко напоминало письмо «На деревню дедушке» из школьной литературы. Сначала шли жалобы на то, как к бедной правительнице Пеу не пускают её родню из Ласунга и тех, кто был с ней последний год. Потом, что она не имеет никакой власти, что решают всё всякие малознакомые взрослые, и даже родной дядька Рамикуитаки среди них на двадцатом, наверное, месте. Я без особого интереса разобрал краткие характеристики некоторых наиболее влиятельных персонажей, которые вершат сейчас судьбы Пеу.

Потом пошёл более занятный кусок, где тэми тщательно пересказывала, что обо мне говорят меж собой «сильные мужи», определяющие ныне политику страны. Если коротко резюмировать, то любовью среди элиты Пеу Сонаваралинга не пользуется, но весьма серьёзные опасения у собравшихся вокруг трона вызывает. Ну, насчёт нелюбви, я не сто рублей, или применительно к местным реалиям – связка тонопу, или вохейский боевой топор, чтобы всем нравиться. А вот что в глазах папуасских вождей ваш покорный слуга настолько опасный соперник – довольно неожиданно. Причём непонятно, хорошо или плохо такое опасливое отношение. С одной стороны, конечно, если боятся, значит, уважают. Но с другой – как бы не вздумали упреждающий удар нанести.

Дальше пошло описание идущей между «сильными мужами» борьбы и следом – перечень кандидатов в мужья Раминаганивы. В следующем предложении юная тэми заявляла, что не хочет становиться женой никого из них, с употреблением целой серии ёмких и образных эпитетов, достойных «торжественной речи», если бы эти эпитеты, коими характеризовались женихи, не состояли из сплошной брани. Дабы у адресата послания не оставалось никаких сомнений, Солнцеликая и Духами Хранимая уточняла, что её нежелание распространяется не только на официальный брак с кем-либо из вышеперечисленных претендентов на её руку и сердце, но и на любые формы сексуальных контактов с подробным перечислением того, чего повелительница острова не собирается совершать с теми, кого ей намерены сватать. Я машинально воровато огляделся, несмотря на идиотизм данного действия: мало того, что никто не мог понять, что я там разбираю, так вдобавок в языке жителей Пеу лексика, касающаяся сексуальных отношений или гениталий, не относилась к табуированной.

Однако следующий абзац добил меня окончательно. Здесь Солнцеликая и Духами Хранимая покровительница и вдохновительница славного братства «пану макаки» повторяла практически тот же самый перечень различных сексуальных действий, с небольшими вариациями, но только предваряла этот подробный список оповещением, что желает, чтобы всё это проделывал с нею Сонаваралингатаки, правитель Хона и Вэя. В конце же шло пространное объяснение (сугубо оборотами «торжественной речи») такого несколько для меня неожиданного желания юной правительницы Пеу.

В общем, послание «на деревню дедушке» неожиданно превратилось в письмо Татьяны Лариной Евгению Онегину. Правда, без всяких «теперь, конечно, в Вашей воле меня презрением наказать».

Дешифровку я закончил, когда за пределами освещаемого тремя факелами пространства стояла полная темнота, лишь кое-где нарушаемая светящимися точками караульных костров. Все добропорядочные обитатели каменного века, равно как и гости, забредшие сюда из века бронзового, предпочитали в этот час уже спать. Но ко мне сон упорно не шёл. Как-то трудно заснуть сразу после получения «признания в любви» с мольбой о помощи.

Мысли в голове скакали, выписывая причудливые кульбиты. Но одно было понятно сразу: теперь я был бы последней свиньёй, если бы продолжал думать, как половчее обставить своё бегство с острова.

И дело совсем не в неожиданном признании со стороны монаршей особы. Конечно, лестно оказаться первой подростковой любовью. Но в возрасте Солнцеликой и Духами Хранимой, насколько помню себя и своих сверстников, подобного рода увлечения приходят и уходят с завидной регулярностью. Так что, прежде чем мы с юной правительницей сможем оказаться друг от друга достаточно близко для осуществления пожеланий, перечисленных в письме, она запросто может найти себе новый объект для воздыхания.

Но вот то, что именно от меня тэми ждёт помощи, накладывало определённые обязательства.

Первым побуждением было поднять по тревоге «макак» и примкнувших к ним лиц, дабы идти выручать бедную королеву – совсем в духе сказок или фэнтези. Но, подумав, сей благородный порыв в себе безжалостно давлю. У меня под рукой, конечно, три с лишним сотни неплохо вооружённых бойцов, однако ввязываться с такими силами в войну со всей Западной равниной – это самоубийство.

Коль сил маловато, следует обдумать, кого можно привлечь на свою сторону. Например, Вахаку и Рамикуитаки, которых вроде оттирают от Солнцеликой и Духами Хранимой. А уже через дядю тэми прямой выход на прочих обиженных и обделённых при дележе власти. Вот, правда, в перспективе маячит повторение нынешней ситуации – когда я кого-то избавлю от соперников, потом мне вновь скажут большое спасибо и пошлют подальше. И на этот раз запросто отправят несколько западнее Хона – кормить акул в море.

Вариант с перетряхиванием туземной верхушки и последующим сваливанием с острова, как я планировал совсем недавно, тоже не решал всех проблем юной правительницы: тут или оставайся при Раминаганиве, защищая её от всяких козлов и уродов, подбирая попутно подходящего жениха, или прихватывай тэми с собой, что вряд ли удастся осуществить.

Кроме того, при планировании предстоящей монархо-спасательной операции следовало учитывать ещё один момент, который я обнаружил в послании. Специально Солнцеликая и Духами Хранимая об этом не писала, видимо не придав особого значения, но по её словам выходило, что среди моего нынешнего окружения имелись граждане, исправно оповещающие о происходившем у нас некоторых из «сильных мужей» в Тенуке.

Нет, конечно, столь грандиозное мероприятие, как перепись населения, совмещённая со сбором налогов, вряд ли ускользнуло бы от внимания столичной элиты. Да и попытку устроить тотализатор на черепашьих бегах и крабьих боях и взимать плату ракушками с участников азартных игр тоже мог счесть достойной внимания кто-нибудь из текокцев, гостивших в Мар-Хоне.

Но вот откуда в столице известно о привлечении нескольких десятков обитателей припортовых трущоб к работам по мелиорации-ирригации? Местных-то это практически никак не заинтересовало. Да ещё с чуть ли не дословным цитированием моих слов, обращённых к полупринудительно навербованным, насчёт добросовестного труда, который есть путь к нормальной человеческой (то есть принятой среди папуасов) жизни от их нынешнего прозябания.