Пусть мертвецы подождут - Роберт Райан

Он запнулся и начал падать вперёд, поднос перед ним наклонился. Бородатый рассмеялся, думая, что дело в простой неуклюжести. Мисс Пиллбоди подскочила, поймала поднос и кофейник. Крутанув стальной диск подноса, бросила в мужчину с пистолетом, угодив ему прямо в глотку, а кофейником огрела того, который принёс поднос, по голове, после чего остаток содержимого выплеснула бородатому в лицо. Затем пересекла комнату, не забыв перепрыгнуть через собственную западню, и коленом ударила его в пах. Он издал ужасный вопль. Она пыталась вырвать пистолет из его руки, когда раздались аплодисменты. Мисс Пиллбоди повернулась и увидела почтового цензора, который хлопал в ладоши с восхищённой улыбкой на лице:

– О, очень хорошо, и впрямь очень хорошо.

Она позволила бородатому сползти по стене со стоном.

– Я провёл небольшую проверку, фрау Брандт. Похоже, вы та, за кого себя выдаёте. – Он посмотрел снизу вверх на двух ничего не соображающих мужчин и с отвращением покачал головой. – И, знаете, я думаю, что вы нам весьма пригодитесь. В самом деле, весьма.

– Для чего?

– Новые указания.

– Чьи?

– Самого Херша. О, не переживайте, он вам это лично подтвердит.

– И каковы же они?

– Пока что следует забыть про Тетфорд и Элведен. Мы подозреваем, что охрану там удвоят или утроят вследствие ваших действий. Я не пытаюсь повесить на вас вину, поймите. Но нам надо кого-то заслать в то место, где болтать о происходящем будут куда охотнее.

– Что же это за место?

– Вы когда-нибудь слышали об острове под названием Фаулнис?

Двое мужчин сидели в тишине и спокойствии на укреплённой насыпи, глядя на обнажившееся во время отлива пространство, за которым начиналось Северное море. У каждого была своя трубка. Оба были одеты тепло, поскольку ранний утренний ветер рассекал эстуарий, словно нож. Встреча была недозволенная, запрещённая военным постановлением, но, когда двое встречались на пляже, и каждый нуждался в нескольких минутах миросозерцания, ни один придуманный людьми закон не мог им помешать насладиться тихим товариществом, выкурив одну-две трубки.

Солнце взошло, но странный туман, державшийся в последние несколько дней, превратил его в сребристый диск, похожий на гигантскую монету, поднятую на небеса. Вода убывала, открывая за зарослями критмума растущую пучками зостеру[117]. Над береговой линией вились стайки чёрных казарок, что-то жадно клевали и радостно гоготали от того, что никто не мешает им питаться. Море позади них было полосой мерцающего серебра, которая медленно уползала за маскирующую завесу тумана. Чайки вылетали из этой пелены и залетали обратно, исчезая словно по воле волшебника, который мог заставить их появиться опять. Что-то, связанное со светом и туманом, как будто увеличивало их в размере; мужчинам на суше они казались большими, как птицы Рух. Отступая, море открывало длинные и тонкие выступы, останки старинных кораблекрушений, и некоторые были невообразимо древними – может, какие-нибудь викинги пошли ко дну во время набега или римского капитана, искавшего проход в Лондиниум, сбил с пути внезапный туман.

– Рановато в этом году, – сказал один из двоих, тот, что был старше на десять лет и щеголял густой белой бородой. Он указал мундштуком трубки, чтобы убедиться, что компаньон понимает – речь идёт о казарках, которые недавно прилетели из Сибири.

Другой кивнул и втянул полный рот горячего дыма, такой же спокойный, как и много дней до этого. Его разум, так часто столь же затуманенный, как и морской пейзаж, был острым как булавка. Он не верил в предчувствия, но что-то подсказывало: за пределами острова происходят какие-то события, которые вскоре вторгнутся в его жизнь. Но у него не было власти над тем, что затевалось. Так что он об этом не беспокоился.

Ещё пятнадцать минут прошло без единого слова, и мир словно сдвинулся, как если бы луна не только заставляла воду убывать, но и замедляла время почти до полной остановки. «Может быть, потому они и выбрали это место для ссыльных», – подумал он. Оно как будто существовало вне повседневной жизни, как если бы миражи, искажавшие небо и воду, были реальностью, а Англия, расположенная в каких-то нескольких милях позади и впереди него, – всего лишь сном. Казалось немыслимым, что где-то идёт война, поглощая в огромных количествах энергию и людей. Если бы воюющие стороны могли просто посидеть тут несколько часов, они бы поняли, насколько всё бессмысленно. Через тысячу лет, когда никого из них не будет и машинерия войны превратится в ржавую труху, чёрные казарки будут всё так же клевать морскую траву, а цапли – червей и моллюсков.

Он осознал, что этот остров, хоть и расположенный близко к сердцу великой империи, жил в своём особом ритме, и часы дикой природы не покорялись людям.

Позади, на проходившей в нескольких сотнях ярдов от него дороге, послышался шум автомобиля, разрушивший заклятие. Заскрипели тормоза, и бриз донёс грубые голоса, которые звучали то громче, то тише. Армейские наконец-то проснулись. Должно быть, это патруль: его отчитают за близкое общение с одним из островитян.

Его трубка всё равно выдохлась. Он вытряхнул её, поднялся – теперь это событие сопровождалось довольно заметным хрустом – и кивнул более пожилому мужчине, чьё лицо над великолепным полумесяцем бороды сделалось загорелым и морщинистым благодаря многим часам, проведённым в таких местах невзирая на погоду.

– Я буду здесь завтра, – сказал островитянин. – Живу вон там. – Он кивком указал на строение неподалёку от насыпной дороги, которое выглядело почти как покосившийся от ветра сарай. – Ежели захотите ещё поболтать… – Он протянул руку, такую же морщинистую, как лицо: – Джек Уэнт.

Ссыльный сжал её, чувствуя под пальцами кости, хрящи и жизнь, проведённую в работе на земле.

– Шерлок Холмс.

Если имя что-то и значило для Джека Уэнта, он этого не показал. Лишь ещё раз наклонил голову, прежде чем его взгляд вернулся к мерцающему слиянию моря и песка.

Немецкая субмарина провела день, прячась под самой поверхностью воды, в нескольких милях от той части эстуария Темзы, что была известна под названием Чёрная Глубина. Экипажу не нравилось бездействовать. Во время охоты не было времени задумываться о нелепости – и опасности – плавания в самых многолюдных морях в целом мире в хрупкой металлической трубе. Бездействие давало возможность поразмыслить. Впрочем, день подходил к концу, и часы ничегонеделания наконец-то миновали.

– Самый малый ход, – объявил капитан. Schleichfahrt должен был позволить им двигаться вперёд при помощи двух электромоторов, делавших сто оборотов в минуту. Это было мучительно медленно – меньше трёх узлов, – но гарантировало, что от них не будет исходить почти никакой звуковой сигнатуры. – Норд-норд-вест. И подымите нас до двадцати. Очень медленно.