Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

обычно происходит так, как это произошло в жизни Конфуция. Необходимо, чтобы этот духовный мир сначала как-то сам раскрыл себя перед этим человеком, и тогда ему уже не будут нужны никакие дополнительные убеждения или рассказы. В этом случае человек получает какое-то «знание», которое не может переспорить ни один человек земли, знание абсолютное. Или ему как бы «приоткрывается» такое «абсолютное знание». И он с этого времени будет стараться это новое для него знание как-то «расширить» или узнать о нем побольше. Для всего остального мира такой человек становится каким-то «скрытым сумасшедшим». Вот таким и стал Конфуций в свои 10 лет. Он начал «искать», хотя и не читал Евангелия.

Итак, четвертый вариант перевода выливается в простейшую фразу: «В 10 лет я имел видение, и у меня появилось стремление подражать древним». Обратим внимание читателя на тот факт, что если сегодня в своих «видениях» признаваться могут (по общему мнению) только сумасшедшие, то во времена Конфуция такое признание было рядовым явлением. В средние века подобным «видениям» в Китае были посвящены целые книги, – и в их подлинность все верили.

«В 30 лет я утвердился (ли)». Российские переводчики, следуя китайской традиции, дают различные трактовки этому высказыванию. Например: «утвердился в правилах учения (В. П. Васильев); «я уже установился» (В. П. Попов); «обрел самостоятельность» (В. А. Кривцов); «закончил свое становление» (А. С. Мартынов); «встал на ноги» (Л. С. Переломов). Но ни один из подобных переводов не имеет отношения к тому духовному пути, которому посвящена эта автобиография. Единственно правильный ответ – а точнее, правильное направление для понимания этого этапа – дает китайский ученый Ян Боцзюнь, комментарий которого мы приводим по книге Л. С. Переломова «Лунь юй» (Изд. фирма «Восточная литература» РАН, М.: 2000, стр. 307, 308):

В комментарии к этому изречению Ян Боцзюнь обращает внимание на два места в «Лунь юе» – в гл. VIII и XVI, где встречается этот иероглиф. В гл. XIII мы встречаем ли юй ли: первое ли – «стоять», встать» (т. е. это именно тот иероглиф, который мы видим в этом суждении – Г. Б.), второе ли – «этикет», «Правила» (т. е. «ритуал» Ли – Г. Б.). Ян Боцзюнь переводит следующим образом: «Знание Правил позволяет крепко стоять на ногах в обществе». Те же два ли есть и в гл. XVI <…> В обоих случаях ли «стоять» употребляется вместе с ли «Правила», поэтому Ян Боцзюнь дает расширительное толкование: «Лишь в тридцать лет, [постигнув Правила и чувство справедливости], стал отвечать за свои слова и поступки».

Читатель должен понимать, что Ян Боцзюнь воспринимает Лунь юй исходя из единственно возможной для Китая комментаторской традиции, при которой Конфуций рассматривается как социальный реформатор. Но при этом Ян Боцзюнь очень верно обращает свой взор к ритуалу Ли. Фактически, в этом месте суждения мы видим омоним ли («стоять»), поставленный на место Ли исходного – «ритуал». И смысловой перевод этой фразы выглядит так: «В тридцать я утвердился в ритуале». То есть к 30 годам Конфуций не только освоил правила ритуала, но и стал его воспринимать так же духовно, как и те древние, которым он подражал.

И читатель уже видит, что этот второй этап духовной жизни Конфуция является естественным продолжением первого: в 10 лет Конфуций обратил свой взор к подражанию древним, т. е. к ритуалу Раннего Чжоу в первую очередь, а в 30 – он уже полностью освоил эту науку. Какое отношение имеет ритуал к духовной жизни? – Мы об этом уже неоднократно говорили. Подлинный ритуал обращен к «духам», а значит, – он «духовен». Конфуций, как и наш священник Иоанн Кронштадский, получал «благодать» (для Конфуция – это иньское или чжоуское Дэ) исключительно через свое участие в богослужении. Для Конфуция это означает участие в ритуальной службе, связанной с жертвоприношением предкам.

Итак, эти два первых предварительных этапа являются как бы той духовной базой или тем основанием для дальнейшего внутреннего роста, который может проявиться уже в виде получения какого-то конкретного стандартного духовного опыта (а не спонтанного «видения»), – например, в виде получения человеком первоначального Дэ.

«В 40 лет я не сомневался». Простите, но в чём? И неужели нельзя как-нибудь поконкретнее? – зададим мы Конфуцию вполне естественный вопрос. Комментаторская традиция об этом рассуждать не любит, отделываясь общими фразами или полным молчанием. И тем не менее сама тема этих «сомнений» Конфуция фактически предопределена как самим текстом Лунь юй, так и философскими поисками китайской жизни того времени. Об этом – также много ссылок в древних текстах, близких к Лунь юю. Образно говоря, это – спор Конфуция и Лао-цзы о духовной правде. Во время жизни Конфуция уже существовали списки Дао Дэ цзина, который в то время был все еще Дэ Дао цзином, т. к. раздел Дэ стоял в этом собрании на первом месте.

Что это за спор? Фактически, это спор приверженцев «нового» Дао, с одной стороны, и приверженцев «старого» Дэ – с другой. Спор заключался в том или ином ответе на принципиальный вопрос: что́ является действительно главным в сакральном бытие, или что́ стоит «впереди всего» – «впереди всех вещей» – Дао или Дэ? Сторонники Дао Дэ цзина утверждали, что Дао – «главное». Такой спор мог возникнуть только вследствие полного угасания знания о древнем Дэ в среде китайской элиты.

И здесь следует немного отвлечься и обратиться к истории этого вопроса. Как уже известно читателю, подлинная духовная история Китая начинается именно с Дэ, т. е. с той «благодати», которую получил от Тянь (или от Шан-ди, – эти понятия в Раннем Чжоу были почти синонимами) в виде «совершенного Дэ» легендарный основатель династии Чжоу Вэнь-ван. Причем, в аристократических кругах Чжоу была выработана целая система поведения и внутреннего самовоспитания, с помощью которой удавалось «тиражировать» это Дэ, передавая тайну его обретения от действующего властителя Чжоу к его преемнику. Это же Дэ (но не «совершенное») мы видим и в предшествующей династии Шан-Инь. Ко времени жизни Конфуция эта тайна была окончательно утрачена, и все разговоры о Дэ выродились в какие-то «добродетели» (Дэ) и в «этикет», обозначаемый тем же самым иероглифом Ли. Но Конфуций, получив опыт-Вэнь, аналогичный опыту Вэнь-вана, сумел эту тайну разгадать, – осознать истинное древнее значение иероглифа Вэнь, сопоставив его с описаниями древних и руководствуясь уже собственным духовным опытом и архивными записями, в том числе надписями на ритуальной утвари.

Приблизительно в это же самое время в южных царствах Китая, граничащих с Индией, стали появляться люди, глубокомысленно заявляющие о Дао – «начале всех начал», – о Дао, которое «непостижимо»