Смертельная игра - Фрэнк Толлис

— Да, конечно, — сказал Либерман. — Прошу меня простить.

— Я буду рада узнать как можно больше об этом необыкновенном деле. Вы меня заинтриговали. Я только боюсь, что вы переоценили мои знания и дедуктивные способности.

Глаза Амелии Лидгейт сверкнули оловянным блеском.

Либерман вежливо признал, что мог ошибиться, и принялся описывать место преступления: фройляйн Лёвенштайн, лежащая на кушетке; в сердце дыра от несуществующей пули; записка на столе и японская шкатулка со своим загадочным обитателем. Он умолчал о подозреваемых и о ходе расследования до настоящего момента.

Когда он закончил, мисс Лидгейт некоторое время молчала. Потом, заметив, что стало уже совсем темно, она встала со стула и зажгла ближайшую газовую лампу. Она проделала все это молча, даже не взглянув на Либермана. Она казалась абсолютно поглощенной своими мыслями, а лоб был привычно нахмурен.

— Я могу показать вам ту квартиру, — произнес Либерман, — если это поможет.

Она села и налила себе еще чаю.

— Что это был за замок?

— На двери гостиной?

— Да.

— Честно говоря, я не знаю.

— Замок с выступом? Рычажно-кулачковый? Детектор?

— К сожалению… — Либерман бессильно поднял руки, показывая, что он больше ничего не знает.

— Не важно, — сказала Амелия Лидгейт. — Вы не заметили ничего необыкновенного в его конструкции? Ничего странного в нем не было?

— Нет, это был обычный замок.

— Хорошо.

— Инспектор Райнхард не будет возражать против того, чтобы мы посетили квартиру, я думаю, мы могли бы…

— Нет, доктор Либерман, — твердо сказала молодая женщина. — В этом нет необходимости. Но я была бы очень благодарна, если бы вы принесли мне оба ключа — от двери гостиной и от японской шкатулки. Я хотела бы их внимательно рассмотреть.

Ее лицо было невозмутимо, и каким-то неподдающимся анализу образом его выражение смягчала нежная красота.

Беатриса Шеллинг на цыпочках поднялась по лестнице мимо шипящих газовых ламп и вошла на самый верхний этаж дома, где свет уступал место тьме. Она нашарила в кармане домашнего платья свечу, зажгла ее спичкой и пошла дальше. Снова послышался звук — неясный, но, несомненно, реальный. Беатриса задержала дыхание, чтобы лучше слышать, но поняла, что это стучит ее сердце.

Она прокралась по площадке к последнему лестничному пролету. На ступеньках не было ковровой дорожки, поэтому ей пришлось идти с еще большей осторожностью. Оступившись, она схватилась за перила и удержалась. Дерево застонало под ее весом. Беатриса замерла, подождала немного и осторожно поставила ногу на следующую ступеньку.

Дойдя до чердака, она снова услышала какой-то звук. Это было похоже на всхлипывания. Беатриса подошла к двери напротив лестницы и прижала к ней ухо. Она представила девушку в комнате, которая сидела на кровати, прижав ноги к груди, ее простая ночная рубашка постепенно намокала от обильно текущих слез. Новая горничная недавно приехала в Вену из деревни. Она была очень худа, с кудрявыми каштановыми волосами — совсем еще ребенок.

Всхлипывания стали громче.

Беатрисе хотелось повернуть дверную ручку, войти в комнату и обнять несчастную девочку, утешить ее.

«Конечно, ты скучаешь по матери и отцу. Но осенью ты их снова увидишь. Не плачь, моя дорогая».

Она делала то же самое, когда плакала предыдущая горничная, и служанка, бывшая до нее — красавица из Хорватии с угольно-черными волосами и ярко-голубыми глазами. Но Беатриса больше не могла играть эту роль. Она устала от этого и понимала, что сама не верит уже в то, что говорила. Более того, она прекрасно знала, что тяжелые шаги на лестнице принадлежали ее мужу, который спустился с чердака около тридцати минут назад. Далеко внизу, в прихожей, часы пробили два часа ночи.

Рыдания стихли, уступив место трогательному жалостному шмыганью.

Капля горячего воска со свечи упала на ногу Беатрисе, но она не вздрогнула, а продолжала неподвижно стоять, ожидая, когда боль от ожога утихнет. Она испытывала какое-то извращенное наслаждение. Эта боль странным образом облегчала другую — она будто очищала ее душу.

Девушка за дверью, похоже, начала погружаться в беспокойный сон. Теперь Беатриса слышала только тихое сопение.

Беатриса выпрямилась и пошла — на этот раз уже не так осторожно — к лестнице. Там она на секунду остановилась, вздохнула и погасила свечу.

Дойдя до кабинета мужа, она зажгла лампу и взяла листок желтоватой бумаги со стола. Посидев некоторое время над пустой страницей, она начала сочинять письмо. Оно начиналось так: «Дорогая Амелия…»

Сестра Рупиус и Штефан Каннер шли навстречу друг другу. Оба были в пальто.

— Добрый вечер, Сабина.

— Герр доктор…

Они свернули в коридор и пошли рядом.

— Пожалуйста, зовите меня Штефан. — Он сделал вид, что посмотрел на свои карманные часы. — Рабочий день уже закончился.

Щеки сестры Рупиус немного покраснели от такой фамильярности.

— Вам далеко идти?

— В Йозефштадт.

— Ну, это не очень далеко.

— Да.

Каннер отчаянно хотел продолжить разговор, но не мог придумать, что сказать. Сабина Рупиус пришла ему на помощь.

— А вам куда, герр док… — она запнулась. — Штефан?

— Мариахильф.

— Вы давно там живете?

— Недавно, я переехал из Дёблинга в январе.

— Я помню Мариахильф. Отец брал меня туда смотреть «Волшебную флейту», почти на каждое Рождество.

— В театре «Ам дер Вин»?

— Да.

— Очень милый старый театр. Знаете, его недавно привели в порядок.

— Правда?

— Я хожу туда довольно часто. А вы ходите в театры?

— Не так часто, как надо бы. Или как хотелось бы.

Она повернула голову, глаза ее блестели.

«Она ждет, что я ее приглашу? Похоже на то…»

Каннер нервно сглотнул; но когда он открыл рот, чтобы что-то сказать, удачный момент был уже упущен. Он увидел, что к ним идет Брунхильда Грюцнер — самая строгая сестра-хозяйка больницы. Он увидел, как на лице сестры Рупиус вместо ожидания появился испуг, а потом разочарование.

Сестра Грюцнер издалека поприветствовала их:

— Добрый вечер, герр доктор. — Потом, оглядев Сабину с нескрываемым неодобрением, отрывисто добавила: — Сестра Рупиус.

— Добрый вечер, сестра, — ответили они хором, бессознательно отодвигаясь друг от друга. Все знали, что сестра Грюцнер категорически не одобряла общения молоденьких медсестер с докторами. Эта женщина обладала необыкновенным даром замечать зарождающиеся романы.