Дни чудес - Кит Стюарт

– Она рассказывает тебе о своем здоровье, о сердце?

– Том, конечно.

Я почувствовал, что мир как бы сжимается, что за мной захлопывается дверь ловушки. Я чувствовал себя неправым и каким-то глупым. В моем сознании промелькнула мысль: я слишком привык думать, что у нас все получается, что я хорошо делаю свое дело. Но этого было мало. О господи, конечно мало!

У меня на лице, вероятно, отразилось потрясение и смущение, потому что Элизабет потянулась ко мне и накрыла мою руку своей ладонью:

– Том, в основном она говорит о тебе. О вас. О довольно странных вещах, которые вы делаете. Она рассказала мне о своих днях рождения, о пьесах, которые ты ставил для нее. Ханна боготворит тебя.

Я видел все как в тумане. Ранняя поездка, сложности с парковкой, удручающая встреча в паршивом кафе где-то на краю зала прибытия. Слишком много.

– Не могу понять, что происходит, – сказал я. – Театр закрывают, Ханна очень больна, Лиззи. Не знаю, смогу ли я из этого выпутаться.

– Сможешь, Том. Сможешь и сделаешь это. Я знаю. Что бы ни случилось, я знаю. Я всегда в тебя верила. Всегда. – С этими словами она крепче сжала мою руку, и я, мельком взглянув на наши переплетенные руки, заметил нечто совершенно неожиданное. Последнее откровение. Она проследила за моим взглядом и робко посмотрела на меня. – Видишь, я так и не освободилась.

На ее пальце по-прежнему было надето обручальное кольцо.

Ханна

Операция «Спасение театра» началась. Это кодовое название для нашей миссии по спасению театра. Оно не слишком оригинальное, но мы экономим свои интеллектуальные ресурсы для более важных вещей. Я собрала телефоны всех участников, а также их адреса электронной почты, а Дженна создала чат-группу для волонтеров, чтобы у нас могли проходить онлайн-конференции. Благодаря чудесам современной телекоммуникации я могу руководить всеми делами, не вылезая из постели. Джеймс сказал, что подготовил рекламные материалы, Шон держит нас в курсе ремонта, который он делает за кулисами. Задание Теда – отвлекать папу. По городу будут расклеены афиши, а если Дейзи сумеет очаровать редактора новостей, то даже появится публикация в местной газете. Каким-то образом папу надо оградить от этого. К тому же Дженна открыла страничку в «Myspace» с заголовком «Спасите „Уиллоу три“», заполнив ее снимками театра, сделанными хмурым днем и поэтому особенно грустными и жалкими. Она хочет записать видео, на котором я приглашаю публику на день открытых дверей, а затем разместить его на нескольких сетевых форумах. «Ты выглядишь больной и бледной, но это потрясно, – сказала она. – Это настоящая золотая россыпь. Это круче, чем парень с лазерным мечом из „Звездных войн“».

Мы с Джеем пытаемся спасти нашу дружбу. Несколько дней назад он появился у моей двери, я пожала плечами и впустила его. Вот так. Начались занятия в школе, но он приходит на ланч каждый день, делает нам сэндвичи, а потом возвращается сразу после уроков. Я дремлю на диване, пока он, сидя на полу, играет в видеоигры. Иногда я просыпаюсь и вижу, что пришли Дейзи и Дженна. Они ссорятся друг с другом, и я счастлива, что слышу их. Я разговариваю с Салли по телефону, и она рассказывает мне, что дела дома совсем плохи: они с Филом либо игнорируют друг друга, либо ругаются. Именно тогда я понимаю: это не Джей заботится обо мне, а я о нем. Он до сих пор не понял, что происходит дома. Надеюсь, скоро поймет.

По вечерам на меня накатывает энергия, и я пишу. Я прекрасно понимаю, что грандиозный финал этого дурацкого предприятия будет не в мою пользу. У меня есть основная идея, нужно только логично изложить мысли. Я пишу наброски и планы на листах формата А4, потом забиваю все это в компьютер. Не очень представляю, что делаю. Потом отправляю по имейлу небрежные эпизоды и невнятные идеи Салли в надежде, что она сумеет скомпоновать их в каком-то порядке.

Вот в чем, по сути дела, состоит наша операция по спасению театра – создание хоть какого-то порядка из хаоса.

Том

Я вернулся после встречи с Элизабет, продолжая трястись от всех поворотов и откровений, и с жаром принялся за спасение театра паллиативными средствами. В этом месяце я обнаружил, что смерть неизбежно приносит оставшимся две вещи: печаль и организационные хлопоты. Если «Уиллоу три» закроют, нам с Тедом понадобится известить всех, начиная с кассиров-волонтеров и уборщиц и кончая гастролирующими труппами и стэндап-комиками, которые собирались появиться на нашей сцене. Мы должны будем известить коммунальные предприятия и поставщиков питания, нам придется возвращать театральное оборудование владельцам прокатных компаний. Все договоры, заключенные за многие годы, придется свернуть, послав короткие вежливые имейлы.

Тед, однако, настаивал, чтобы мы на время все это отложили и вместо этого пересмотрели наш офис вдоль и поперек, внимательно изучив каждую папку с арочным зажимом, каждый скрипучий ящик шкафа, каждый набитый бумагами контейнер.

– Так или иначе, в офисе требуется навести порядок, – повторял он. – Кто знает, может, мы найдем нечто такое, что поможет нам в этой ситуации.

Да, отвечал я, может быть, мы обнаружим вазу династии Мин, оставшуюся от прежнего владельца, может быть, нам следует начать разборку с той коробки наверху с наклейкой «утерянные полотна Пикассо». Он только что вручил мне обувную коробку со счетами, сказав, что надо с этим разобраться. Фактически он не хотел меня выпускать. Я приходил утром и оставался в офисе весь день. Когда я пытался выйти в город пообедать, он быстро изъявлял желание угостить меня ланчем. Тед явно стремился занять меня повседневными бессмысленными делами. Думаю, это у него от одиночества.

– Маргарет проводила много времени в доме своей сестры, – сказал он.

По мере того как мы разбирали артефакты прошлых постановок, он задавал вопросы, стараясь апеллировать к присущему мне чувству ностальгии.

Например, этим утром.

– Помнишь первый спектакль, который ты поставил как режиссер? – спросил он.

– Это была «Фрёкен Юлия» Стриндберга, – ответил я, механически скатываясь к анекдоту. – Пьеса входила в учебную программу сертификата о среднем образовании. Я дал интервью местной газете, рассказав им, что это натуралистическая классика, но они напечатали «натуризм»[19]. Мы продали билеты за один день. Я никогда не видел такую кучу разочарованных извращенцев.

– А как насчет «Повелителя мух»? – спросил Тед. – Нам привезли три тонны песка.

– И настоящую свиную голову из мясной лавки. Ханна настояла, чтобы это был натуральный продукт.

– Ко второму спектаклю у нас уже собрался рой натуральных мух. Задним числом мы поняли, что надо было держать голову в холодильнике, а не в пластиковом мешке в кладовой реквизита.

– В театре живешь и учишься.

– Ну, по крайней мере, живешь.

Мы одновременно улыбнулись, но я чувствовал, что между мной и выражением моего лица пролегла заметная дистанция. Будь я на сцене, зрители не поверили бы мне. В конце концов, мне надо было выйти. Мне хотелось поговорить с кем-то, кто не стал бы утешать меня и нянчиться со мной.