Вспомни меня - Эми Маклеллан

Джеймс чуть кривит губы в странной улыбочке.

– По-моему, ты меня не так поняла. Мне не нужна покорность. Я хочу, чтобы ты сопротивлялась, хочу насладиться сполна.

– Нет! – стонет Алан. – Сара, не надо! Это безумие!

Он стоит на одном колене, пытаясь собраться с силами и встать. Сам по себе он отсюда явно не выберется. И ему срочно нужна медицинская помощь.

Я перевожу взгляд на Джеймса. Тот стоит в паре шагов за Аланом, спиной к водопаду. Мой сын – высокий, широкоплечий, с шапкой мягких волос, мокрых от брызг. Красивое лицо портит жестокое выражение глаз. Он презрительно усмехается, уверенный в собственном превосходстве, довольный тем, что мы в его полной власти. Этот блеск глаз, взгляд хозяина положения, вдруг напоминает мне о его отце.

Был ли Роб психопатом? Он определенно отвечал многим пунктам из списка Хаэра: безответственность, черствость, внешняя притягательность. Вот откуда это у Джеймса? Возможно, мы с Джоанной и пропитанной тайнами атмосферой в доме вовсе ни при чем? Потом я вдруг понимаю – нет никакой разницы, что тому виной. Джеймс делает то, что делает, он жестокий, злой человек, которой не способен испытывать ни стыда, ни вины, ни страха. А заодно и любви, радости, сочувствия… Ужасно так жить. Все равно что родиться без чего-то необходимого, важнейшего – не жизнь, а жалкое прозябание, как у Голлума.

Взглянув еще раз на сына, я делаю то единственное, что может сделать в таком случае мать. Я бросаюсь вперед и с разбегу прыгаю на Джеймса, вышибая из него дух. Сплетясь, мы вместе летим в стену воды. Земное притяжение разверзает свою безжалостную утробу, и все исчезает.

Полгода спустя

Из церкви мы выходим, щурясь после полумрака. Стоит один из тех великолепных осенних дней, когда солнечный свет маслянисто мягок, а деревья рдеют яркими факелами на фоне безоблачно голубого неба. Шелковистую траву усеивают скорлупки конских каштанов, под ногами шуршат пожухшие листья. Последнее тепло, словно прощальный подарок природы, ласково греет кожу. Уже конец октября, подкравшаяся зима теперь будет только понемногу отбирать у нас драгоценный свет дня.

Несмотря на погоду, я захватила с собой теплый кардиган – я теперь еле двигаюсь, и мне часто бывает холодно. Я тяжело опираюсь на палку, и та утопает в сырой почве. Стараясь ступать как можно осторожнее, я не обращаю внимания на боль, прострелившую бедро, когда приходится обойти декоративную вазу с охапкой ярко-розовых гвоздик.

– Может быть, передохнем? – спрашивает Самира, озабоченно глядя на меня.

Я качаю головой. Останавливаться только хуже. Тонкая рука, просунутая под мой локоть, заставляет меня благодарно улыбнуться сверху вниз. Как я ни усохла после всего произошедшего, а все равно остаюсь куда выше.

Мы в каком-то смысле сдружились – я невольно зауважала Самиру за то, что она смогла не только распознать истинное лицо Джеймса, но и выдержать напор босса, настаивавшего на аресте очевидного подозреваемого. Она говорит, что просто делала свою работу, однако я знаю, какая нужна сила воли, чтобы поступить правильно вопреки мнению окружающих. Если бы не продолжавшееся окольными путями расследование, я бы сейчас сидела в тюрьме, а Джеймс остался бы на свободе и убивал снова.

То, что было бы именно так, становится все яснее. Хотя множество улик погибли в огне, Самира говорит, что сейчас идет кропотливая работа по воссозданию общей картины. Устанавливаются обстоятельства пожара в летнем лагере на побережье Уэльса, где Джеймс побывал подростком, и подозрительной смерти его бывшего школьного друга.

– Он наслаждался этим. Со временем он действовал бы все более дерзко.

Я не хочу больше ничего знать. Все силы мне нужны, чтобы справиться с настоящим и начать строить свое будущее. Столько лет потеряно – нужно наверстывать. Пока мои дни и ночи наполнены болью. У меня перелом таза и нескольких ребер, проткнуто легкое, левую ногу вообще собирали по кусочкам. Я принимаю кучу обезболивающих, впереди годы операций и физиотерапии, чтобы восстановиться. Однако мне повезло, что я вообще жива – благодаря Джеймсу. Его тело приняло основной удар на себя. По словам врачей, он умер мгновенно.

Как говорит Самира, к краху его привело собственное высокомерие. Слишком хорошее алиби, сказала она однажды, когда мы общались за чашкой жидкого больничного чая.

К немалому раздражению своего босса, она решила перепроверить, кто где был, после подтверждения криминалистами моей версии – что, пока я валялась без сознания, тело Джоанны отвязали от стула и уложили рядом. Согласно списку пассажиров, Фуллер действительно летел в самолете. Саймон попал на камеру наблюдения у какой-то заправки на кольцевой вокруг Лондона. У Алана алиби не оказалось, он был дома. Передвижения Джеймса записывались в приложении на смартфоне, все выглядело совершенно неопровержимым.

– Он буквально потребовал, чтобы я посмотрела его статистику. С такой дерзкой самоуверенностью – его прямо распирало от желания показать, как умно все придумано. И я почувствовала какую-то фальшь.

Работая в собственное свободное время, Самира Нур загрузила все точки маршрута Джеймса в Сноудонии, соотнесла с данными по другим участникам соревнований и разыскала тех, кто, по их собственной статистике, должен был встретить его на разных этапах. И выяснила, что есть большой промежуток времени, когда его никто не видел, – именно в период убийства. Остальные относили это на счет феноменальной подготовки Джеймса и досконального знания местности, позволивших ему уйти на мили вперед, пока остальные разбивали лагерь на ночь. А потом одна девушка из Испании, улетевшая в Мадрид сразу после соревнований, сказала Нур, что по ошибке захватила вещи Джеймса именно на том этапе маршрута.

– Я взяла их на пункте девятнадцать. У нас были одинаковые сумки, и мы их, наверное, перепутали. Но он нисколько не рассердился. Я поверить не могла, что пока он был на соревнованиях, погибла его мама.

Вот так легко оказалось заставить другого человека нести твой телефон и отмечаться на маршруте, пока ты, отъехав за шестьдесят миль, совершаешь идеальное убийство.

Обнаружив трещину в алиби, Самира вскоре выяснила, что и образ безупречного сына был только видимостью. Рассказы учителей внушали беспокойство – одиночка, без товарищей, с тягой к насилию. Частые смены места работы, и отовсюду его увольняли из-за дурного поведения, а по меньшей мере в одном случае – из-за нападения на коллегу. Самира разыскала одного из бывших бойфрендов Джоанны, Пола из Бирмингема, который утверждал, что Джеймс изуродовал его машину; не на шутку обеспокоенный, Пол бросил Джоанну под предлогом возвращения к бывшей жене. Одна из соседок обвинила Джеймса в убийстве своей кошки. Наконец в полицию пришел Саймон Кармайкл и заявил, что тот дважды покушался на него самого. Он же поднял тревогу, увидев нас с Джеймсом вместе в такси и поняв, что мне может грозить опасность.

За эти месяцы я пару раз встречалась с Саймоном. Он возобновил контакты с Джоанной, когда узнал, что Джеймс покинул наш дом. Они вместе работали над досье на Алекса Фуллера, и все улики хранились в ноутбуке Саймона. Он сразу же пришел с ними в полицию, уверенный, что убийца – Алекс. А когда выяснилось, что тот как раз был за границей, с ужасом понял – это Джеймс. Саймон давно знал, что мальчишка опасен. В тот первый приезд он, в отместку за унижение на площадке для крикета, поцарапал «бентли», потом вдруг погибли все рыбки в пруду, потом собака… У них с Джоанной возникали постоянные споры из-за «особенностей характера» Джеймса, но она тогда не смогла признать, насколько все серьезно, несмотря на собственные страхи и подозрения. Однако положение все ухудшалось, и в конце концов Саймон стал опасаться за свою жизнь. Он обнаружил, что кто-то испортил ему тормоза, а однажды, вернувшись домой, застал пожар на кухне. В итоге он просто уехал, надеясь, что без него Джеймс успокоится.