Троянский конь - Стэл Павлоу

Его мать. Норт посмотрел на часы. Он знал, куда она идет.

«Тысячи стонов и вскриков».

Польская булочная в одном квартале отсюда, на углу.

«Сладостный вкус горькой тайны».

Две голландские булочки с сыром, может быть, еще «бабка».

«Неукротимая потребность».

Норт неуверенно постучал ручкой по обложке портеровского журнала из музея естественной истории. С обложки на него скалился череп.

Чье это было лицо? Чье лицо вывело Гена из себя?

Норт поднес к уху мобильный телефон. Наконец кто-то из музея ответил.

– Это доктор Бирш, – раздался в трубке резкий голос. – Предмет, о котором вы спрашивали, уже забрал курьер, чтобы передать законному владельцу.

– И кто этот владелец?

– Поверите вы или нет, но некоторые спонсоры музея предпочитают не разглашать свои имена.

Это Норта не обескуражило.

– Я могу представить ордер.

Бирш не стал дружелюбнее.

– Детектив, то, что случилось в музее, положило конец нашему недавнему сотрудничеству с этими спонсорами, и они лишили нас своей поддержки.

«Это не мои проблемы».

– Сокрытие вещественных доказательств с места преступления является уголовным преступлением класса Е и карается тюремным заключением на срок от трех до пяти лет. Вы меня хорошо понимаете?

– Мне следует обратиться к адвокату? Мы проконсультировались со страховой компанией и связались с вашими коллегами из полицейского департамента Нью-Йорка. Мы все сделали правильно, выполнили все требования до последней буквы.

Норт всерьез рассердился. Ему было безразлично, кто там разрешил забрать обратно экспонаты из музея. У него разрешения никто не спрашивал!

– Я буду у вас к полудню,– сказал Норт.– С ордером. Если не хотите лишних неприятностей – сообщите факсом в мой офис все подробности. Кому принадлежит череп, как я могу связаться с владельцем и у какого курьера сейчас находится этот предмет.

Он слышал, как сотрудник музея неохотно записывает все на листок.

– Что-нибудь еще?

«Да. Что увидел Ген?»

– Просто пришлите мне всю информацию, которая у вас есть. И – спасибо.

Норт продиктовал номер своего факса и отключился. Он посмотрел на залитую дождем улицу. Его мать возвращалась из булочной, неся покупки в тонком пластиковом пакете.

Мать немного постарела, но время было к ней милосердно. У нее по-прежнему хорошая фигура, она по-прежнему двигалась легко и грациозно. И одевалась она в свои пятьдесят пять лет как молодая женщина. Норт никогда не обращал на это внимания, но сейчас заметил, что его мать была очень красива.

Это открытие его встревожило.

«Она гладила меня по затылку. Эта близость – наше обоюдное преступление».

Он подождал, пока мать подойдет почти к самому дому, и вышел из машины, полный решимости начать неизбежный и мучительный разговор.

Он пошел через залитую потоком дождевой воды улицу, надеясь, что никогда не дойдет до другой стороны.

Дождь как будто усилился.

«Она так содрогалась, так кричала».

Струи дождя хлестали его по плечам и стекали по спине. Казалось, в каждой капле дождя заключено слишком тяжелое бремя, которого не в силах вынести даже само небо.

Норт попытался как-то подготовиться. Ему осталось сделать всего несколько шагов.

– Мама…– сказал он.

Элизабет Норт услышала, как дрогнул от волнения голос сына. Она повернулась к нему. Ей стало очень страшно.

– Джимми…

Сначала Норт не мог пошевелиться. Но собственное смущение и неловкость ситуации его не остановили. Он достал рисунки и показал матери лицо человека, которого они оба знали. Капли дождя стекали по его щекам, словно слезы плачущего бога.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать?

10.04

– Я думала, ты сейчас на похоронах, где-то в Бронксе… Новое кладбище Сент-Раймонд, сто семьдесят семь.

«Что бы я сказал семье Мэнни Сиверио?»

– Нет,– ответил он.

«Слишком неловко».

Она выложила булочки на простую белую тарелку и бросила пластиковый пакет в мусорную корзину.

– Ты уже ел?

Норту не хотелось есть. Он смотрел на лужицы дождевой воды, которые натекли у ног матери на пол кухни.

– Мы звонили тебе, звонили… Мы волновались.

«Вы с папой или вы с ним?»

– Почему ты мне не сказала?

Она не смогла посмотреть в лицо сыну и отвернулась к окну. Но увидела там только своего мужа, который возился на заднем дворе, возле сарая с инструментами.

– Все никак не могла выбрать удобный случай.

– Он знает?

Ей хотелось забиться в какой-нибудь угол и там спрятаться. Но угла не было. На стенах висели семейные фотографии – три поколения мужчин из семьи Норт, служивших в Нью-Йоркском полицейском департаменте. Преемственность поколений, не выдержавшая дотошной проверки.

– Конечно, знает.

– Вы всю жизнь меня обманывали.

– У тебя всю жизнь было двое родителей, которые тебя любили. Только это имеет значение.– Она подошла к маленькому буфету вишневого дерева, стоявшему возле двери на задний двор, и достала пачку сигарет.

Пачка была уже распечатана. Когда мать потянулась за сигаретой, ее руки так дрожали, что она едва не выронила пачку. Наконец она закурила и спрятала сигареты в складках пальто.

– Не говори отцу.

Что еще она от него скрывает? Норт никогда раньше не видел, как мать курит.

– Ты теперь всегда будешь так на меня смотреть?

– А как я на тебя смотрю?

– Ты меня осуждаешь.

– За что тебя осуждать? За то, что моя мать – потаскуха?

Ее рука взметнулась быстро и резко, пощечина оставила на лице горящий след. Но почти сразу же она пожалела о том, что сделала. И попыталась извиниться.

– Прости… прости…

Он оттолкнул ее руку.

Голос матери звучал мягко, но слова были жесткими.

– Ты не имеешь права смотреть на меня свысока – ведь ты совсем не знаешь, что случилось. Ты совершенно не понимаешь, что такое жизнь в браке, потому что ты сам никогда не был женат.

– А, я понимаю, к чему ты клонишь. Думаешь свалить это на кого-нибудь другого. Это они виноваты в том, что ты сделала, да, мама?