Десерт по имени Аля - Диана Рымарь

— Прям можно в каждую комнату заглянуть и проверить? — со счастливым выражением лица интересуется Васильев. — Вы ж учтите, я человек спонтанный, вот возьму и соглашусь на ваше вежливое предложение!

— Проверяйте, — пожимает плечами Закревский. — Милости прошу! Только на этом попрошу вмешательство в мою личную жизнь закончить! Честно говоря, столь пристальное внимание доблестной полиции начинает меня утомлять…

А потом он и правда приглашает нас войти. Только ничего интересного мы внутри не находим, хотя следователь сует нос в каждый угол.

— Ну, убедились? — с довольной миной спрашивает Закревский.

— Не возражаете, если я еще и территорию осмотрю? — интересуется Васильев.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Закревский кивает. Тогда следователь обращается ко мне:

— Останься здесь, вдруг радушный хозяин все-таки захочет нам что-нибудь сообщить… — при этом бросает на меня пристальный взгляд.

Пока пытаюсь понять, что этот взгляд может значить, Плюшечник обращается ко мне:

— Кофе?

Я качаю головой. Еще я кофе не пил с этим утырком.

— А я вот буду… — говорит он.

Иду на кухню за ним следом, устраиваюсь за столом, Антон ставит на плиту чайник.

Стол здесь добротный: деревянный, с толстой столешницей, хоть и небольшой — примерно метр на метр. Упираюсь на него локтями.

— Сочувствую по поводу вашего несчастья! Не знаю, что бы я делал, пропади у меня жена… — вдруг заявляет мне Плюшечник и присаживается напротив с дымящейся кружкой.

Вроде правильные слова говорит, но взгляд у него такой самодовольный, так и хочется врезать по холеной физиономии.

«Дай мне повод! Дай один только повод!»

Я ему ни на грош не верю, нутром чую, он это.

— Где Аля? — этот вопрос выпрыгивает из меня сам собой.

— Я понятия не имею, где твоя Аля! Сам девку проворонил, а на меня сваливаешь!

Вижу, врет. Врет, и всё тут…

— Она у тебя! — не спрашиваю, утверждаю.

И тут он произносит фразу, которая всё для меня проясняет:

— А ты докажи! Сейчас твой цепной пес вернется, и вы свалите отсюда несолоно хлебавши… А если еще раз ко мне полезете…

Я уже его не слушаю, он сказал достаточно.

Резко тянусь через стол, хватаю его за затылок и с силой прикладываю об стол. Он — здоровый детина, но всё же явно не ожидал, поэтому удар получается что надо. Когда он поднимает голову, из носа течет кровь. Кружка с кофе со звоном падает на пол, разбивается. Я отшвыриваю стол, беру его за грудки и прижимаю к стене.

— Где Аля?! — спрашиваю зло.

— Ты псих больной! — рычит он. — Я тебя за это посажу!

Он цепляется мне в горло, а я со всей силы бью его кулаком в лицо. Один удар, второй, третий… Плюшечник расцепляет руки, пытается защитить голову блоком, одновременно умудряется от меня отскочить. Хватает один из ножей, которые стоят на подставке у раковины, замахивается. Я перехватываю его руку и выворачиваю.

Валю его на пол, давлю коленом на его грудь. Вес у меня приличный, так что он практически не может двинуться. Спрашиваю еще раз:

— Где Аля?

Он молчит, тогда я бью его кулаком в лицо. Еще раз спрашиваю, снова бью — и так по кругу, пока физиономия Закревского не превращается в один сплошной синяк.

Мне кажется, проходит вечность. Диву даюсь, как он держится, ведь удар у меня поставлен как надо. В какой-то момент понимаю, если продолжу, спрашивать уже будет некого.

— Я тебя забью! Клянусь, забью! — ору ему в ухо.

Наконец он ломается:

— Дальняя комната… В кладовой двойная стенка…

— Вот молодец! — рычу на него и еще несколько раз от души прохаживаюсь кулаком по его морде.

Тут он теряет сознание. Встаю, напоследок пинаю его под ребра. Иду в коридор, смотрю в разные стороны, пытаясь определить, какую именно комнату он имел в виду. Тут за моей спиной слышится шорох. Я поворачиваюсь — это Закревский.

— Крепкая у тебя башка! Лежи на месте! Или хочешь добавки? — бросаюсь к нему, но делаю это слишком поздно.

Он успевает доползти до раковины, правда до нее всего каких-то полметра. Открывает дверцу. Еще секунда, и в его руке отказывается пистолет.



Тогда же:

Аля

«Я не жертва, я охотник!» — повторяю про себя уже несколько часов подряд. Лишь эта простая фраза не дает окончательно свихнуться.

Если Закревский на свободе, значит, та Луиза, которая была здесь в две тысячи шестнадцатом году, так и осталась ненайденной. Скорее всего, ее нет в живых. Та же участь ждет и меня. Теперь понимаю это ясно. Будь я трижды послушной, прибьет и получит от этого удовольствие! И одному богу известно, сколько до этого успеет помучить. Что-то подсказывает, вчера он был со мной просто душкой.

За ночь я исследовала этот подвал вдоль и поперек. Не нашла и намека на какой-нибудь другой выход, кроме той железной двери, через которую этот псих меня сюда принес. Обшарила каждый уголок в поисках какого-нибудь оружия, но здесь не оказалось даже обычного ножа. К слову, еды тоже не нашлось. Лишь зеленый чай, но нет чайника, чтобы согреть воду, ничего вроде газовой горелки тоже нет.

Закревский обещал, что будет кормить, если стану хорошо себя вести. Видимо, пока мое поведение его не устраивает.

«Что… если просто заморит голодом?»

Он может…

У меня два варианта:

Первый — ждать помощи, которая может и не прийти. Из плюсов здесь только то, что он не убьет меня сразу. Но, находясь здесь, я всё равно в постоянной опасности. Ребенка выносить точно не смогу.

Второй вариант — спастись самой.

Решаю попытать счастья. Разбиваю в ванной зеркало, выбираю осколок, похожий на клинок, отрываю от голубого халата кусок ткани и обматываю ей нижнюю часть осколка. Встаю за входной дверью и готовлюсь ждать.