Элементарная социология. Введение в историю дисциплины - Александр Фридрихович Филиппов

я, хотя, конечно, я все это сократил и упростил до предела. Но вот вопрос! Чего не хватает? Не хватает протестантской этики, скажем прямо. Ее там не то чтобы нет, но почти нет, несколько абзацев в параграфе, который называется «Развитие капиталистического мировоззрения». Там есть немного про аскезу, призвание, необходимость не только для капиталистов, но и работников быть этически безупречными, ну и, конечно, про то, что прямого поощрения современного капитализма в протестантизме нет, да и отождествлять прогресс с протестантизмом неправильно. Там же говорится и о том, что современное хозяйство оторвалось от своего этического корня. И, в общем, все.

Вебер показывает в «Истории хозяйства», как можно написать историю становления капитализма, не обращаясь к протестантской этике и вообще к этической проблематике. Если угодно, он ее докладывает студентам по-зомбартовски, хотя и не разделяет многих положений Зомбарта, спорит с ним, в частности, по еврейскому вопросу. Забыл про этику? Отказался от ранней работы? Конечно, нет! Он на нее ссылается, он пользуется своими результатами, но не так активно, как можно было бы ожидать от автора, старавшегося доказать, по мнению критиков, что современный капитализм чуть ли не создан протестантизмом. Одновременно он готовит к печати первый том собрания сочинений по социологии религии, в котором не просто воспроизводится его ранний публикации 1904–1905 годов. Нет, он учитывает все нападки, которые были, все ответы, которые он писал. Он пишет или расширяет эти чудовищные подстрочные примечания, которые вы могли видеть и которые изматывают читателя. Они были с самого начала, конечно, но увеличиваются во втором издании, когда он обогащает свой аргумент. И это, я подчеркиваю, готовится к публикации в то же самое время, когда он читает «Историю хозяйства», но поскольку я знаком только с изданными лекциями, то не могу вам точно сказать, откуда там сноски на «Протестантскую этику» в составе «Социологии религии»: говорил ли он об этом студентам, или внесли потом издатели. Главное вот что: большой объем исторического материала может быть обработан и изложен в русле определенной дисциплины, которая, строго говоря, не сводится к экономической истории, а захватывает более широкие области, но обращение к проблематике «Протестантской этики» (слабое в самом тексте, но обширное в параллельной публикации) дополняет всю картину, то есть позволяет достроить более широкую концепцию. Значит, в принципе, для полноты картины мы имеем право ко всем этим веберовским рассуждениям о том, что такое капитализм, добавить в качестве последнего пункта: не появится современный капитализм, если нет того слоя носителей определенного этоса, который (не слой, а этос) Вебер называет духом капитализма. Посмотрите, таким образом, насколько сложным, не бьющим в лоб, не выстроенным как универсально-историческая амбиция является знаменитый аргумент Вебера. Ясперс где-то писал, говоря о «Протестантской этике», что редко когда столь аккуратный, скромный и научный аргумент сопровождался бы таким огромным количеством исторического материала, такими серьезными доказательствами. То есть, если брать Вебера буквально, он говорит всего-навсего следующее: когда возникал современный капитализм, было очень важно, что в определенное время в некоторых местах появились люди, мотивация (а значит – и образ жизни) которых была необыкновенно интенсивной и окрасила в свой цвет многие выдающиеся явления и достижения. И вот эта мотивация этих людей, эта культурная окраска капитализма, без которой его бы вообще не было в том виде, каким мы его знаем, была бы непонятна, если бы не некоторое учение протестантских сект и основанная на нем практика. Вот и все, что он говорит. Но при этом, конечно, сквозь всю эту аккуратную, осторожную и научную аргументацию и интенцию просвечивает невероятная амбиция куда более радикальная, хотя и не всегда высказанная явным образом. Если бы не эта амбиция, если бы не то, что Вебер явственно целил и попал в болевые точки текущих дискуссий, его тезис как сугубо научный был бы подвергнут перепроверке и, рано или поздно, опровергнут, как и все опровергается в науке с течением времени. Так с Вебером и стараются поступить до сих пор. Устраивают сеансы эмпирической верификации, надеясь освободить доверчивого читателя от того морока, который на него нагнал Вебер. Данные прочитываются, рассуждения усваиваются. Морок не проходит. Так в науке не бывает или бывает крайне редко, когда появляется новый способ мышления, а не новые данные и выводы из них. Забегая вперед, скажу, что молиться на «Протестантскую этику» не надо, но и всерьез принимать каждое новое опровержение тоже не надо. Помню, когда я готовил комментарий для первого открытого издания «Протестантской этики» в СССР (перевод Левиной был уже широко известен, но он циркулировал в издании ИНИОН для служебного пользования, его нельзя было процитировать в открытой печати, а в библиотеках он лежал в спецхранах и не был показан в обычных каталогах). Так вот, когда мы делали книгу в издательстве «Прогресс», я захотел написать хороший комментарий и принялся читать литературу. И наткнулся сразу на свежую статью, автор которой (хотя это и было в английском социологическом журнале) в резких тонах разоблачал Вебера, не учитывавшего влиятельное богословское направление в протестантизме тех лет, которому посвящена его работа. Сразу могу сказать, что в этой части критика не бессмысленная, и уже по другим поводам с этим направлением в протестантизме я потом сталкивался. Речь идет о так называемой «covenant theology» («теологии союза»). Но сейчас речь не об этом. Я тогда страшно возбудился и даже написал в комментарии, что дискуссия выходит на новый уровень и так далее. Но Пиама Павловна Гайденко, в те годы, а может быть, и сейчас – лучший специалист по Веберу (ее публикации я с удовольствием рекомендую до сих пор), сказала мне что-то вроде «не первый раз уже Вебера опровергают, а потом снова к нему возвращаются». Мне это показалось каким-то поспешным замечанием, ведь она тех статей не читала! А через пару лет я убедился, что она была права, и мне немецкие вебероведы в ответ на мои расспросы об их реакции на эту критику вручили копию будущей статьи своего коллеги, в которой все эти богословские доводы кратко, но внятно опровергались. И никакого нового уровня дискуссий по этому поводу не разгорелось, и след этого критика потерялся. И так будет с каждым, кто покусится. Но, конечно, оборотная сторона такой вроде бы неуязвимости – радикальное неприятие веберовского тезиса со стороны тех, кто не хочет даже прикинуть, правильно ли он его понимает и не борется ли с популярными версиями интерпретаторов, а не с самим Вебером. Особенно часто такое, я бы сказал, озлобление встречается, с одной стороны, у