Синдром - Джон Кейз

– Что за комната?

Он покачал головой и отошел к окну. Выглянул на улицу.

– Я не хочу об этом говорить.

– Придется.

Дюран все смотрел в окно, будто выискивая что-то.

– Я пытался понять, какой там цвет.

– Где?

– В комнате. Не желтый… Охра. И все в крови. – Джефф испустил тяжелый вздох. – Неприятно об этом говорить.

– Тебе же самому это нужно. Давай возьми себя в руки. Попробуй еще вспомнить, может, что-нибудь получится.

– Нет!

– Ну, как знаешь. – Эйдриен взяла палочки, помешала рыжеватый соус и принялась сосредоточенно ловить черный боб.

– Прости, – сказал Дюран. – Просто я не могу. Это все… Не знаю, как тебе объяснить.

– Ладно, забудь, – небрежно бросила его собеседница. – Не важно.

– Послушай…

– Просто мне кажется, что здесь – зацепка. Я подумала, за нее стоит ухватиться.

Джефф некоторое время сидел молча, прижав пальцами упавшую на лоб темную прядь.

– Пойми, я просто не могу дальше продолжать, это невыносимо.

Эйдриен вздохнула и промолчала.

– Я вижу ту комнату и будто теряю сознание, – сказал Дюран. – Мне хочется отключиться и забыть обо всем.

Девушка покачала головой, словно желая таким образом сменить тему разговора.

– Ладно, тебе еще о многом предстоит подумать.

Джефф был озадачен:

– О чем о многом?

– Ну, к примеру, об операции на мозге.

Эйдриен поймала заостренным концом палочки черный боб и проткнула его.

– А ты всегда так делаешь? – уже просветлевшим голосом поинтересовался Дюран.

– Как?

Он указал на горки риса и овощей, которые та соорудила на тарелке:

– Просто у доктора Фрейда есть очень занятная теория на этот счет.

Эйдриен засмеялась:

– А, знаю, игра с едой. – Она соединила все в одну горку и расплющила ее в квадрат. – Мои недоброжелатели считают, что это единственная игра, на которую я способна.

– У тебя есть недоброжелатели?

Девушка провела диагональные дорожки через квадрат пищи, разделив его на четыре треугольника.

– Угу… Я не из тех, кого называют душой компании. Скорее пчелка-трудяга, воплощенная деловитость.

Джефф засмеялся:

– Они просто завидуют.

Эйдриен улыбнулась:

– Спасибо, – и подумала: «Держись».

Она уже начинала привязываться к этому парню. А если быть до конца честной, он ей почти нравился – а может, даже и больше. И вот это было бы настоящей катастрофой. «Похоже на стокгольмский синдром», – подумала Эйдриен, хотя Дюран и не держал ее здесь насильно, а они вместе являлись узниками нелепой ситуации. Собственно, нет ничего удивительного, что ей кажется, будто они чем-то связаны. Они ведь на самом деле… команда. Эйдриен провела пальцем по «Цинь-Цао», подняла баночку и осушила ее.

Прошел час.

Эйдриен стояла в кухне и мыла посуду, когда до нее донеслись слова Дюрана – он разговаривал по телефону. Девушка закрыла кран, поставила тарелку в сушилку и прислушалась.

– Да, док, – говорил Джеффри. – Это Джефф Дюран… Верно. Прекрасно, спасибо. Послушайте, я хотел сказать: я все обдумал и… решился.

Шоу позвонил в восемь утра, разбудив Эйдриен. Дюран досматривал сон, накрыв голову подушкой, и ей пришлось подойти к телефону самой.

– Прооперируем во вторник, – сообщил психиатр. – Я заручился согласием Ника Аллалина – это замечательный нейрохирург. Насчет операционной договорюсь. В целом уже все готово, остались мелочи.

Эйдриен свесила с кровати ноги и села.

– Во вторник?

В ее голосе сквозило явное разочарование, и это не укрылось от внимания собеседника.

– Быстрее просто не получится. Считайте, что нам крупно повезло и так.

– Нет-нет, вторник – в самый раз, – заверила его Эйдриен. – Просто я думала, чем занять время. Да и цены здесь невероятные. Еще целых три дня тут жить…

– Так съездите домой. Джеффу не помешает отдохнуть перед операцией, а вас, вероятно, уже на работе обыскались.

– Пожалуй, так и поступим.

В Бетани въехали в сумерках и первым делом остановились у супермаркета.

– Как бы я хотела приготовить что-нибудь сказочное, – пробормотала Эйдриен, стоя у прилавка с копчеными курами. Продавец ловко снял птицу с железных зубьев и сунул в пакетик с подкладкой из фольги. Они пошли дальше вдоль длинного ряда стеллажей и остановились у расфасованных салатов.

– Хотя, если уж начистоту, – продолжала девушка, – удивить мне тебя нечем – мы дома разносолами не баловались.

– А мне, помню, колбасный хлеб нравился, – мечтательно проговорил Дюран.

– Мясной хлеб – это вообще деликатес. Я тебе скажу, что было моим любимым блюдом – картофельная запеканка в горшочке, – поведала Эйдриен. – И еще гамбургеры с гарниром – большие такие полуфабрикаты, и болтанка из тунца. И еще знаешь, сладкое с зефиром и кокосом. Это я вообще обожала.

– А на что похожа болтанка из тунца? – поинтересовался Джефф. – Звучит занятно.

– Лучше не спрашивай. Кладешь лапшу, добавляешь приправу для грибного супа и засыпаешь все это солеными галетами.

Вернулись в коттедж, припарковав машину за домом. Привычно захрустел под колесами мелкий гравий, и Эйдриен невероятно обрадовалась возвращению домой.

После трапезы девушка переоделась в джинсы и свитер, и они вдвоем отправились прогуляться по пляжу, невзирая на холод. Эйдриен нравились запах моря, глухой шум прибоя, шорох гальки. На морозном воздухе изо рта выходил пар, и от этого становилось зябко. Она поежилась, и Джефф обнял ее за плечи и склонил голову, борясь с дующим с моря ветром. На миг девушка оцепенела. Скорее даже от застенчивости, чем от холода – впрочем, скоро отогрелась и по-хозяйски прижалась к такому теплому и уютному спутнику.

Прошло некоторое время, и Эйдриен спросила:

– Волнуешься перед операцией?

Он пожал плечами.

– Это вполне объяснимо. Тут только ненормальный не волновался бы.

Джефф хохотнул.

– В том-то все и дело, не находишь?

Еще пара сотен ярдов, и они оказались дома, свежие и бодрые после прогулки. Эйдриен отнесла компьютер за обеденный стол и сообщила, пока машинка загружалась:

– Хочу еще раз кое-что проверить. Наверняка что-нибудь пропустила. Кстати, а ты в таких вещах разбираешься?