Трали-вали - Владислав Вишневский

Дорожная инспекция, спешно возобновив движение на шоссе, пропускала теперь в эту – закрытую уже зону, только специальные машины с пожарниками, взрывотехниками, кареты скорой помощи, милицейские с мигалками, прокурорские, другие, не раскрашенные, но тоже с мигалками… Чины, ответственные люди, собирались поодаль группами, непрерывно разговаривали между собой и по сотовым телефоном, размахивали руками, на которые некоторые из них – подчинённые, видимо, – тут же реагировали, убегали выполнять распоряжения, вновь возвращались… Похоже, все были заняты своими необходимыми, важными – в данном случае – следственными делами…

Мальцев, Геннадий Мальцев, в момент только начала ещё вспышки, каким-то шестым чувством угадав страшное, он спиной к окну сидел, по выражению лиц не мальчишек, им-то как раз очень всё вокруг интересно было, по лицу Чепикова понял возникшую опасность. Тот, в первое мгновение, испуганно дёрнулся увидав раскрывающееся за стеклом зарево, невольно сжался… Этого Мальцеву хватило. Не оборачиваясь, одновременно с грохотом за спиной и первыми каплями рассыпающегося окна, не раздумывая, сграбастал три сидящие перед ним детские головы, три фигуры, и легко столкнул их под стол. Грудью навалился на столешницу, с её мокро-холодным содержимым, прикрыл собой. То же самое успел сделать и Чепиков. Только он прикрыл собой одного только ребёнка, сидящего сбоку от него. Неудобно потому что было, не с руки. Скорее машинально сделал, чем осознано… Хотя, что там было первичным, что вторичным… Зацепил рукой ребёнка, кинул себе на колени, и прикрыл…

В ту же секунду, тяжёлая волна разлетевшегося стекла, металлических и деревянных деталей, и рамных перемычек, вместе с осколками вырванного кирпича, штукатурки и пыли, влетела в зал, навстречу испуганно открытым детским – разным – лицам… Они почти все в ту сторону смотрели, на вспышку глаза подняли… О, смотрите!! И этот громовой грохот! Мальцев на короткое время оглох, на самом деле от удара по спине сознание потерял, но тут же пришёл в себя, всё время помнил о мальчишках, не позволял расслабиться, ощутил обжигающую боль в спине, словно по ней большим рубанком в обе стороны несколько раз прошлись… В голове звенело, слух ещё не восстановился. Звуки едва доходили, но то что он слышал, передать было не возможно… Холодящий кровь человеческий вой он слышал, и стоны… Подняв голову, он ещё сильнее испугался… Большая часть помещения была как в тумане, от дыма и пыли. Сплошь была усеяна неподвижно лежащими детьми, телами взрослых, перевёрнутыми столами, стульями.

В некоторых местах, размазывая кровь, пыльную грязь, слёзы, суетились где дети, где взрослые, в основном женщины, были и мужчины. Они поднимали детские, чаще безвольно, на стороны заваливающиеся тела, все дико кричали, беспомощно оглядывались по сторонам: «Врача!» «Сюда!» «Скорее врача!», «Скорую помощь!», «Помогите!», рыдали… В помещение, тоже с белыми лицами, непрерывно вбегали какие-то люди – даже с телекамерой был кто-то, удивился Мальцев, – разбирая завалы, немедленно бросались поднимать раненых, уносили, снова появлялись… Мальцев повернул голову… Рядом, неподвижно, свесив голову и согнувшись в поясе, обхватив что-то под собой руками, сидел Чепиков. Парадный китель на его спине был разорван на полосы, измазан в крови, словно пучком колючей проволоки по спине друга прошлись… Спина и голова Леонида к тому же щедро были усыпаны битым стеклом и густой пылью… И ещё одно почувствовал Мальцев, под столом, в его ногах, недовольно возились, дружно кашляли и чихали… Живы!.. Мальцев обрадовано потянулся, выпрямляясь, но острая жгучая боль пронзила мозг, погасила сознание…

Дальше всё пошло довольно буднично.

«Спецы» засняли, запротоколировали место происшествия, разрешили погасить горящие машины, дали команду рабочим дорожных служб навести возможный порядок, убрать и замыть следы, разобрали прохожих по степени информированности: «явный очевидец», «просто слышал», «что-то предполагает», «сочувствует, но ничего не видел», «только подошёл»… Медики тоже быстро рассортировали пострадавших по видам и степени сложности травм и повреждений, кому нужно было оказали первую помощь, одних отправили в одну больницу, других в другую, кого в стационары, кого на амбулаторное. Под вой сирен, санитарные машины одна за другой быстро выруливали с площади, уносились… Сильно пострадавших было много… и в шоке, и без сознания, и… Александр Кобзев, дядя Саша, был в средней группе: без сознания. И придавило его и контузило и опалило огнём… Одним из первых его увезли…

И в кафе, в первую очередь, следователи переписали всех, кто мог говорить, и кто мог по горячим следам хоть что-нибудь вспомнить: где сидел и что видел. Включая посетителей, работников кафе и в зале, и за стойкой. И если бы стажёр, Алексей Леонидович, – жив, кстати, и практически невредим сыщик оказался, потому что Кобзев его собой невольно закрыл, правда, стажёр плохо слышал, на руку жаловался, нога плохо сгибалась и жутко болело бедро, – Кобзев жёстко в запале подсечку ему сделал, ещё и шлёпнулся вместе с ним не на привычные в спортзале маты, а на дорожное покрытие, так вот, если бы Алексей Леонидович – не дай бог! – сознание и память потерял, наши бы пострадавшие Мальцев, Кобзев и Фокин не известно где бы сейчас сидели или лежали… Их сразу компетентные органы в подозреваемы записали, за преступников приняли.

Большинство посетителей легко вспомнили, что «один из них это групповое злодеяние и совершил»… «Они вместе сидели, где-то вот тут, за столиками, потом один из них, вон тот, ага, раз, и побежал, потом раз, там, и бабахнуло, вот». Подозреваемых тотчас и отделили… Под охрану взяли. Пока стажёру всё же не удалось доказать что он свой, прокурорский, следователь, почему, и зачем он здесь оказался. Пока не разрешили ему сообщить по телефону «куда надо»: Алексею Титову, конечно, заместителю прокурора, и Елене Кобзевой… И только после их приезда всё и разрешилось… Только тогда грозное окружение с «подозреваемых» сняли, похоже с сожалением…

Геннадий Мальцев, раздетый до пояса, с забинтованной спиной, укрытый одеялом, под капельницей, давно уже на носилках на животе лежал, молчал. Терпел боль, и одним глазом время от времени подмигивал своим «свидетелям»: Генке и Никите. А какие они свидетели! Только и успели увидеть, как что-то вспыхнуло, потом раз, дядь Гена их, троих, махом под стол ручищами и смёл, как шахматные фигуры с доски, ещё и сверху придавил. Вокруг всё сразу загрохотало, зашумело над ними, под столом потемнело, заполнилось и дымом, и пылью, и мусором… Они практически и не слышали ничего, уши от крика и грохота заложило, только нюхали грязный воздух, кашляли и чихали. Ну и боялись, конечно. Не очень сильно боялись, но… За Егорку больше, он всё выскочить наверх хотел, ещё за дядь Гену страшно было, за дядь Сашу, дядь Лёню, – за всех… Кстати, дядь Лёня Фокин тоже перевязан был, но он не лежал, а просто сидел, его меньше повредило. Военный френч частично спас, материал добротным оказался, а вот Мальцеву, он же в одной кремовой рубашке был, в праздничной, не повезло… Мальчишки старались на его спину и не смотреть, но она притягивала… Главное, позвоночник вроде не повредило, врачи сказали, снимки покажут, а остальное… «Ничего, до свадьбы заживёт», шептал Мальцев Генке и Никите непослушными губами. Генке с Никитой жалко его было. Очень жалко, до слёз! Но видя его улыбку, не ревели, сдерживались – как он! – согласно кивали головами, конечно, заживёт, если до свадьбы… Кстати, до чьей свадьбы, какой, мальчишки переглядывались.