Три жизни Тани - Валентина Елисеева

Под дальнейшие рекламные слоганы, подзуживающие посетителей всё сильнее повышать ставки, доказывая свою «прозорливость» и «великое умение разбираться в собачьей породе», псов развели на стартовые площадки и принялись раззадоривать на бой, тыкая в них палками, пуская болезненные импульсы по энергетическим сетям, пока оба зверя не принялись бесноваться от ярости в мерцающих сетях. По знаку конферансье сотрудники, выводившие псов, выскочили за ограду, дверцы за ними захлопнули и перекрыли наглухо, окружающие псов энергетические сети стекли обратно в медальоны работников арены. Два обезумевших от ярости животных понеслись навстречу друг другу.

Мало что удалось Тане разобрать в этой схватке, несмотря на то, что она крупным планом дублировалась на широком экране. Она слышала только громогласный рёв, иногда прорезаемый пронзительным визгом, и шум от столкновений двух тяжёлых тел. Она видела, как светлый мелкий песок арены пропитывается горячей кровью, как на нём прорисовывается страшная картина из алых пятен и полос. Полосы становились всё шире, пятна расползались всё больше. Разный окрас двух бойцов понемногу становился одинаковым, грязно-бурым окрасом запёкшейся крови. Более массивный и низкий боец клуба сумел ухватить за лапу своего соперника и вмиг перегрыз её — длинноногий и увёртливый второй пёс лишился своих главных преимуществ, заключавшихся в скорости и манёвренности, что стало началом быстрого конца. Пёс по кличке Рок завалил соперника на бок и вскрыл артерию на шее. Страшное рычание Коршуна перешло в судорожный кашель, он сделал последний и безуспешный рывок в сторону противника и вытянулся на земле, сотрясаясь в предсмертных судорогах. Победитель торжествующе завыл над ним под неистовые крики толпы.

Оставшегося в живых пса словили сетью и увели. Поверженного испепелили. Машина-мусороуборщик собрала с арены весь залитый кровью песок и посыпала её свежим чистеньким песочком. Через четверть часа, пока проигравшие отдавали кредиты выигравшим, не осталось ни следа от прошедшего боя. Конферансье взялся объявлять новых смертников-бойцов.

Таня с бессильным гневом и отвращением отвернулась от арены и отошла к дальней стене. Легла, отвернувшись от творящегося за её спиной мерзкого действа и думая:

«Настоящие звери не на арене, а за её пределами. Страшно, что именно им принадлежит власть».

Предаться унылому философствованию Тане не дали — почти позабытый ею сосед по клетке больно впился в её загривок и поволок в сторону внешней стены. Таня оскорблено взвыла, но противостоять чёрному могучему монстру не смогла — её доволокли до прежнего места и ткнули мордой в прутья. Пёс грозно порычал и лёг рядом, смотря на арену.

«Ну нет, я не получаю удовольствия от наблюдения за тем, как живое существо насмерть загрызают на моих глазах!» — прокричала, то есть пронзительно провизжала Таня.

Её попытку вскочить и убежать в дальний угол резко пресекли. Попытку сопротивляться пассивно, просто закрыв глаза, наказали дёрганьем за ухо, так что чуть не оторвали его от головы. Казалось, у Чёрного есть пара дополнительных глаз на боку морды, поскольку он не давал Тане сомкнуть веки, хоть сам смотрел строго на арену. И смотрел внимательно.

«Неужели ему нравится зрелище?» — не поверила Таня и принюхалась.

Чёрный пах еще страннее, чем раньше. Его эмоции будто выключились. Если бы Тане пришлось судить о его состоянии не видя его, только по запаху, то она уверенно заявила бы, что пёс спит без сновидений. Чёрный повернул к ней медвежьего вида морду и предостерегающе рыкнул, требуя смотреть не на него, а вниз. Сдерживая дрожь ужаса, Таня вынужденно смотрела на то, как новая пара псов калечит и убивает друг друга. По её хребту пробегала дрожь, она не понимала, зачем сосед по клетке вынуждает её наблюдать за дерущимися. Когда закончился третий спарринг, Чёрный встал, отряхнулся и направился к миске с водой. Конферансье принялся приглашать всех в клубный бар — обмыть заслуженный успех или утопить в вине горечь случайного поражения — и Таня поняла, что схватки закончились.

Перед ней плюхнулись четыре кусочка мяса — все те, что она видела в миске у входа. Чёрный, кинув ей остатки своего пайка, равнодушно повернулся и ушёл на подстилку. Растерявшаяся Таня неуверенно тихонько тявкнула, выражая благодарность, и приготовилась махать хвостом, если пёс бросит взгляд в её сторону, но он его не бросил. Проглотив угощение, Таня осмелилась приблизиться к воде. Громко пофыркав над миской, обозначая свои намерения, она не дождалась запрещающих звуков со стороны Чёрного и рискнула напиться. За это самоуправство её не наказали, кобель никак не отреагировал на покушение на его собственность.

«Необычный пёс. Когда я жила во дворце, то Тьерр часто именовал меня странной, — ха, он просто не был знаком с Чёрным, этот пёс поставил бы его в тупик больше, чем я», — подумалось Тане.

При воспоминании о Тьерре, её лучшем друге в новой жизни, нахлынула тоска: она скучала по своему инструктору. Строгому, серьёзному, не делавшему ей поблажек, но давшему то, что важнее: знания, опыт, понимание языка людей. Без уроков Тьерра она не сбежала бы от Клисса, не выжила бы в лесу и не понимала бы до конца того, что и как меняется сейчас в её жизни. Да она просто умерла бы от ядовитого куска мяса, который ей подкинул Клисс!

«Очень надеюсь, что ты жив, Тьерр. И что твоя жизнь после нашего вынужденного расставания сложилась лучше моей», — мысленно обратилась Таня к далёкому другу.

Она отошла к дальней стене в угол, противоположный тому, где лежал Чёрный. Свернулась калачиком и долго не могла уснуть, заново переживая прошедший день и трясясь всем телом от невыразимых эмоций. За сутки она дважды чуть не умерла: вначале от мучительного зноя, потом от острых звериных клыков. Ей грозило изнасилование в самом извращенном для человеческой натуры варианте, она стала свидетельницей того, как троих её собратьев по физическому телу насмерть загрызли на потеху разнузданной толпы. Роль абсолютно бесправной, беззащитной и бессловесной рабыни — всё, что ей предстояло в будущем. И никакой Тьерр её здесь не отыщет и на помощь не придёт.

Беспросветность своего существования преследовала Таню и во сне — сне тревожном, горячечном, в котором она вновь изнывала под лучами солнца и в полуобмороке от страха влетала в клетку к огромному псу. Мучилась от жажды и ловила шурхов, постоянно ускользающих от её когтей. Один из убегающих грызунов вдруг развернулся, рассмеялся ей в лицо и сказал человеческим голосом:

— Ты умрёшь. Темные миры — не место для таких, как ты.

Дальше Таня погрузилась в пучину бредовых видений. У неё поднялась высокая температура и началась лихорадка — следствие сильнейшего нервного перенапряжения и теплового удара.

Она плавала в мареве кошмарных снов. Раз за разом видела, как на неё, замершую на переднем сидении легковушки, неотвратимо надвигается фура — огромная, как сарай, затмившая солнце и небо. Снилось, как она впервые пришла в себя после аварии и чуть не сошла с ума, почувствовав себя замурованной в недрах парализованного тела. В такие минуты она начинала скулить и метаться, пытаясь вырваться из заточения, и сон менялся: она вольно неслась по лесу на четырёх лапах, настигая пушистого кролика. Вдруг кролик останавливался, разворачивался к ней, превращаясь в усмехающегося Болтера с палкой в руках. Тане снились обжигающие удары, сменяющиеся солнечной жарой — невыносимой, изматывающей, лишающей сил и жизни. Она жалобно выла, ей мерещилась река, но она никак не могла доползти до неё, хоть изо всех шевелила лапами. В самых счастливых снах ей снился дождь: он лился на её морду, капли ручейком стекали на её пересохший от жажды язык, и Таня жадно глотала живительную влагу. После таких снов ей становилось чуточку легче, удавалось поспать без изнурительных кошмаров.