Сказки французских писателей - Сидони-Габриель Колетт

боялась и остаться и ехать, все же уселась в ладью вместе с Жаном-Мари. На берегу раздались жалобные возгласы, в которых слышались и отчаяние, и зависть, и сочувствие. Ведь не все же девушки были одинаково себялюбивы.

Как только юноша и девушка сели в ладью, она тронулась в путь. Первые мгновения были томительны. Ведь ладья могла перевернуться. Такое уже случалось. Но ничего не произошло. Только свет мало-помалу погас, и началось долгое путешествие во мраке. Долгое по времени, но короткое для Жана-Мари, который был счастлив, что спас свою Розалинду и, быть может, завоевал ее любовь.

Наконец ладья достигла противоположного берега. Вдали уже слышались всплески морских волн.

Что же тогда произошло?

Я недостаточно разбираюсь в сердечных делах, чтобы объяснить дальнейшее: то ли юноша захотел выйти на берег первым, а затем взять свою милую в объятия и вынести ее на сушу, то ли мысли девушки не были достаточно чистыми, чтобы умиротворить силы мрака, — так или иначе, но не успел Жан-Мари ступить на берег, как ладья повернула обратно к гроту кокеток. Под скалистым сводом раздался душераздирающий женский крик, а затем послышались вдали рыдания.

Жан-Мари бросился в воду, но в темноте ударился об острый выступ скалы. Прохода, через который уплыла ладья, он не нашел… Измученный, Жан-Мари из последних сил доплыл до берега и обогнул выступ скалы.

При свете занимающейся зари добрался он до бухты Уединения и потерял сознание.

Жан-Мари так никогда и не узнал, видел ли он все это наяву или во сне. А может быть, ему и не хотелось узнать. Он вернулся в свою деревню и несколько месяцев спустя женился на Жозианне, девушке если не самой красивой, то, несомненно, самой разумной в округе. И они оба были счастливы.

Но с тех пор никогда больше Жан-Мари не был в бухте Уединения. Никогда не ходил он гулять к большой скале. Он не хотел, чтобы жалобное пение кокетливых девушек из грота, сияющего тысячами огней, опять нарушило его покой.

БОА БАО

I. Зоологический сад

Хотя Бао был ещё совсем молодым удавом-боа, он уже отличался леностью и прожорливостью. После долгого лежания в засаде ему обычно удавалось захватить врасплох ничего не подозревавшую жертву, обвить ее кольцами и заполнить ею свое длинное тело так, что оно увеличивалось в диаметре почти вдвое. К счастью, у змей очень прочная кожа.

Потом он переваривал пищу, большую часть жизни греясь на солнышке и думая лишь о съеденном обеде или о предстоящей охоте.

С эстетической точки зрения красота удавов довольно спорна. Многим не нравится их маленькая, невыразительная головка, неуклюжее скользкое тело. Но нельзя отрицать, что в своем роде Бао был красивым, обаятельным боа.

Именно поэтому, когда охотники увидели его спящим посреди залитой солнцем поляны в тропическом лесу, они сразу же решили взять его живым. Он произведет фурор в зоологическом саду, вызывая восторги знатоков и ужас — в допустимых пределах — у детей.

Итак, Бао был схвачен во время сна, посажен в ящик, который погрузили на пароход, направлявшийся в один крупный европейский порт.

Ужасное путешествие! Без воздуха, почти без еды, удав боялся, что погибнет, так и не добравшись до суши.

Попасть из пронизанного солнцем леса в темный пароходный трюм, потерять возможность охотиться — это удаву, для которого охота составляет весь смысл жизни! — и к тому же непрерывно страдать от голода, лишающего дневной сон всякой прелести! Короче говоря, даже тому, кто начисто лишен воображения, нетрудно себе представить, что всего этого вполне достаточно, чтобы заработать неврастению.

В один дождливый ноябрьский день перед служителями зоопарка появился мрачный, пришибленный, тоскующий удав. Нового питомца поместили в просторную, относительно комфортабельную, во всяком случае хорошо отапливаемую клетку. И наконец, ему дали поесть.

Тут-то начались новые мучения Бао. Хоть он и отличался прекрасным аппетитом, но не мог привыкнуть к пище, которую ему приносили, поскольку добывал ее не сам. Крохотные кусочки безвкусного мяса, проглоченные без всякого удовольствия, хоть и притупляют чувство голода, но не могут вдвое раздуть тело и вызвать то блаженное томление, которое наступает после того, как переваришь настоящую охотничью добычу.

Посетители, которые останавливались возле его клетки, считали, что эта огромная змея спит без просыпу. Но это было чисто внешнее впечатление. Бао размышлял, строил планы побега. Разумеется, он не мог прибегнуть к старым, испытанным методам — перепилить решетку или скрутить веревку из простыни и спуститься через окно в сад. Нет, подобные мысли не приходят в голову змеям. Зато мысль съесть сторожа казалась ему весьма заманчивой. До чего же хорош был этот служитель! Лоснящийся, упитанный, в самом соку… Но когда он приносил змеям пищу, то все время был настороже, опасаясь нападения. К тому же он никогда не приходил один; во время кормления рептилий неподалеку всегда находился его помощник.

Правда, Бао не считался опасным. Гремучая змея, вывезенная из Южной Америки, земляная гадюка родом из Африки, азиатская кобра, укус которой смертелен, вызывают гораздо больше ужаса. Коварство всегда страшнее, чем грубая сила.

— Да он просто ягненок, — говорил сторож Кратоль, — хорошо бы давать ему траву, чтобы он без конца ее пережевывал.

И добавлял, довольный своей шуткой:

— Он шевелится куда меньше, чем боа моей жены…

II. Побег

Возможно, это обманчивое впечатление и стало причиной допущенной сторожем оплошности. Не кто иной, как Кратоль, как-то вечером не до конца повернул ключ в замке. Ночью Бао обнаружил, что дверь его клетки не заперта. Не раздумывая, он выскользнул наружу, прополз мимо клеток, в большинстве застекленных, где спали остальные змеи, проник в соседнее помещение, наслаждаясь вновь обретенным чувством свободы, но вместе с тем испытывая беспокойство оттого, что не ощущает под брюхом знакомую лесную почву.

Он спустился по тускло освещенной лестнице, извиваясь своим блестящим телом на старом потертом ковре, пересек вестибюль и очутился возле закрытой двери. Что ему оставалось? Только спать и ждать.

Заря едва забрезжила в густой синеве неба, когда сторож начал утренний обход. Не подозревая об опасности, он прошел совсем близко от Бао.

В Бао боролись два чувства: голод и стремление к свободе. Невероятным усилием разума удав понял, что, напав на человека, он тем самым погубит себя. Даже если ему удастся бесшумно задушить свою жертву, то длительное переваривание все равно сделает его беззащитным перед, служителями. А это значит — снова неволя, снова унылая череда дней! И он предпочел беззвучно заскользить прочь по песчаным аллеям зоопарка.

— Смотри-ка, боа, — удивился