Математик Боя. Становление легенды - Blood_and_Tea
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто такой этот Сенсома, Наоми-сама? — все же поинтересовался он.
— Ты проявляешь интерес? — Наоми изобразила удивление. — Не похоже на тебя. Или ты так сильно хочешь еще таблеток и пытаешься подмазаться?
— Кхме! Бля… — неудачно усмехнувшись, парень вновь харкнул кровью. — Наоми-сама, ну вы и шутница…
Просипев это, он повернул свое лицо в ее сторону, и поймал ее взгляд. Девушка вздрогнула — вместо привычных темных глаз, она увидела незнакомое додзюцу, больше похожее на оранжево-синий калейдоскоп со знаком «Х» посередине.
Один из многих «инструментов» ее телохранителя.
— Я вижу, что он дорог вам, — совершенно нормальным голосом произнес Озин. — И он много значит для Хокаге. А «Математик Боя» эхом бьется в голове почти у каждого из здешних шиноби — он знаменит, они его знают и уважают. И эта реакция Мито-сама. Я почти уверен что он — совершенно необычный человек. А мне нравятся совершенно необычные люди.
Сказав это, он деактивировал додзюцу, названия которого Сенджу не знала, и спрыгнул с камня, чуть не упав в грязь, приземлившись.
— Тогда, пожалуй… — Наоми собралась с мыслями. — Сенсома тебе понравится. Даже очень.
* * *
— Двадцать восемь тяжелых ранений! — возопил глав-ирьенин полевого госпиталя фронта с Водой, найдя, наконец, Сенсому. — Ты действовал наверняка, да?! Это была ненависть? Гнев? Твое тело было в крови, скрипело! Оно умоляло тебя о пощаде, но ты снова и снова принимал удары от того психа! Я знаю — ты убийца! Убийца своего тела! Неужели тебе так сложно признаться в этом хотя бы самому себе?! Признайся — ты не хочешь жить!
Сенсома пригнулся, будто надеясь пропустить недовольство врача над собой, как какой-нибудь отборный удар или ниндзюцу, и улыбнулся, извиняясь за недоигранную партию перед немолодым юхеем, тоже находившемся сейчас на лечении.
Воин, судорожно просчитывающий все возможные ходы, облегченно выдохнул, поняв, что на сей раз он не проиграет. Приняв тугой мешок с деньгами, на которые они играли, он откинулся на спинку кровати и перевел взгляд на ирьенина.
— Конно-сама, — молодой джонин встал и поклонился заведующему госпиталем. — Я так понял, что с анализами вы закончили.
— У меня нет и половины того времени, что придется угрохать на тебя, сопляк! — вновь рыкнул ирьенин, подойдя вплотную к парню, который был выше его аж на три головы. — Если ты так хочешь сдохнуть — скажи мне сразу, чтобы потом Хокаге-доно не спрашивал с меня!
— Но я не мог по-другому победить…
— Ты — сраный Математик Боя! Мог! Просто нужно было получше работать не кулаками, а своей тупой гениальной головой!
— Вы противоречите…
— Молчать! Ты даже нинтайдзюцу изобрел самоубийственное! Как ты вообще победил силы Песка?! Убедил их солдат сражаться так же дерьмово, как и сам?!
Смущенно принимая все оскорбления от невысокого ирьенина, перерожденный чувствовал себя неловко. Он ведь и правда сильно рисковал. Любой заблудившийся в том лесу генин врага мог бы запросто оборвать его жизнь. Да что там генин — если бы ему не оказали скорой помощи и в течении суток не доставили в лагерь, он бы умер и без чужого вмешательства.
С этим, конечно, нужно было что-то делать, но пока не было времени придумывать нечто подобное.
Хотя, если подумать, тот же Ганс спокойно мог сражаться после того, как отменял примененные Пять Вдохов… Возможно, это даже идея.
Со дня битвы с Мечниками прошло две недели. Все это время Сенсома оправлялся от ран и учил сведущих в Стихии Земли джонинов своему нинтайдзюцу. Получалось… почти ни у кого. Лишь Узумаки, полностью изучившие рисунок его сымпровизированного фуин, могли проворачивать нечто подобное, хотя почти после каждого эксперимента докторам приходилось вновь запускать их сердце. Томура уже предложил использовать заранее приготовленные свитки с печатью, но пока что это все выглядело слишком затратным, так что Мицуки отказался.
Сам сеннин был порядком потрепан, но не так сильно, как Сенсома. Хотя, с другой стороны, убить или схватить лидера Мечников ему не удалось. Более того — Мицуки, как и его жена, был взволнован новостью о том, что у Воды имеется свой клан сеннинов.
— Конечно, чтобы вот так использовать природную чакру в бою, нужно родиться исключительным, — ответил он. — Так что весь клан так, как это делал Мечник, не сможет в любом случае, однако… Только сейчас я начинаю понимать, что Тобирама-сама предполагал такой исход событий. Именно за тем мы с Рьючико здесь — не дать вражеским сеннинам доминировать на этом фронте.
— Судя по всему, — кивнул тогда, еще прикованный к постели, Сенсома. — Но, Мицуки-сама, сеннины действительно превосходят обычных шиноби. И я бы хотел…
— Я же говорила, придурок-Мицу, — вздохнула Рьючико. — Ты мог бы и наврать ему о Призывах и прочем. Но, похоже, решение ты принял еще тогда.
— И сразу же сообщил свое решение Сенсоме, — улыбнулся командующий, сверкнув своими змеиными глазами. — Поправляйся. Я обязательно дам тебе возможность заключить контракт. Но только тогда, когда ты будешь здоров.
И теперь Сенсома с предвкушением ждал своей выписки…
— Не выпадай из реальности, пока я на тебя ору! — тут же окончательно вывел его из воспоминаний крик Конно. — Это невежливо! По крайней мере — к той работе, что я делаю!
— Конно-кун, — донесся знакомый голос с дверей. — Давно не виделись! Ты все так же не сдержан, мальчик мой?
Ирьенин обернулся, мгновенно белея и краснея сразу. Он был справедливым, но резким человеком, и всегда предпочитал быть «выше» окружающих, что позволяла ему его гениальность. Он на равных общался с командующими и запросто мог не гнуть спины даже перед Хокаге, однако, был всего один человек в мире, которого он боялся и уважал настолько, что тут же склонялся в глубоком поклоне, стоило тому поприветствовать его.
— Амаки-сенсей! — почтения в голосе Конно хватило бы на десятерых. — Я очень рад видеть вас, но что вы делаете здесь?
— И я рад тебя видеть, Конно, — старый Узумаки улыбнулся и тут же изобразил глубокий поклон. — И вас, Сенсома-сама. Простите за вторжение.
— Взаимно, Амаки-сан, — вежливо ответил перерожденный.
Взгляд низкорослого ирьенина заметался между его пациентом и учителем. Если честно, сейчас Конно чувствовал себя совершенно разбитым, ибо продолжать кричать на того, к кому даже сам учитель обращается с таким почтением…
Сущее самоубийство.