Любовь? Пожалуйста!:))) - Владимир Колотенко

Умопомрачение проходит к вечеру, когда я, обретя ясность взора, обнаруживаю на ее шее маленький кровоподтек. Как я до сих пор его не видел? Или его скрывал полумрак, царящий в комнате среди дня?

– Что это? – спрашиваю я.

– А что там?..

Она и сама не знает, откуда этот синячок.

– Это твои страсти… Ты сегодня – огонь просто… такой мужчина!

Мне, конечно, льстит ее комплимент, но что же это за отметина у нее на шее? Кто ее оставил? Конечно, я. Я просто уверен, что это мои поцелуи, но не могу удержаться от вопроса:

– Ты там ни с кем?..

– Андрей, опять?.. Ты же обещал. Знаешь, как я тебя люблю, знаешь?..

Она рядом, вот она, моя Женька, такая же, как и прежде, преданная, любящая. Чего еще желать? Не знаю почему, но с каждой последующей нашей встречей я становлюсь все более подозрительным, без всякого повода обижаю ее, задаю вопросы, заведомо зная, что на них у нее нет ответа, а затем, возбуждая себя ее паузами, разыгрываю сцены ревности. Я вижу, что она устала от этого, часто становится равнодушной ко мне, и ее безразличие бесит меня еще больше.

– Ты ведь ни с кем не спала, правда?

Моя мстительность низка и грязна, я знаю. Зачем я это делаю? Я ведь люблю ее.

Чего я добиваюсь? Само собой разумеется, что вопрос о свадьбе не возникает, и мы уже не ждем осени, как все эти годы.

– Но бес, лютый бес ведь тебя искушал?

– Андрей, знаешь, – как-то признается она, – у нас ничего не выйдет, что-то случилось… Я устала от такой жизни, вообще устала…

– Брось, Жень, все будет хорошо.

– Мне не хочется жить. Я тебе не нужна…

– Женька, что ты…

– Я отравлюсь…

– Что ты такое говоришь? Как такое может прийти тебе в голову?

Она тихо плачет, сдерживая себя, а затем вдруг просто рыдает. Я утешаю ее, но она безутешна, вскакивает и убегает прочь. Я не гонюсь следом, как прежде, лежу, курю. Никуда она не денется…

И вот я стою у ее гроба, вижу ее милые черты, ее губы, ее дивные, навеки закрытые глаза… Женька, родная моя, милая моя Женька, как же я без тебя? Без тебя я не проживу и дня.

У меня уже нет слез…

– Андрей, идем, идем…

Никуда я от нее не уйду. Нет!

– Вставай же, Андрей…

Я открываю глаза. Лежу ватный…

– Тебя не добудишься, – произносит откуда-то взявшаяся жена, нарядная, накрашенная, – вставай.

Неужели все это только сон? Злой, грубый, черный сон. Неужели все это мне только приснилось?

– Как тебе мое новое платье?

Я все еще тру глаза кулаком. Тру и тру.

– Эх, соня, – сокрушается жена, – ты все проспал. Это же была Вальпургиева ночь, знаешь? Все ведьмы мира собрались в эту ночь на свой шабаш. А ты проспал. Тебе ничего не снилось?

Значит, все это лишь сон, жуткий сон! А мне казалось, все эти чертовы ведьмы поселились в моей душе, чтобы вершить свой беспечный шабаш…

Я рад, бесконечно рад. Я вскакиваю с постели, тру свою лысину, дергаю себя за бороду, чтобы убедиться, что она не сбрита, заглядываю даже в зеркало… Я задор но смеюсь, шучу, целую жену и кружу ее на руках по комнате. Она удивлена, даже озабочена: что случилось?

– Все в порядке!..

Затем вдруг стихаю: я понимаю, что все это только сон. Ах ты, Боже мой! Прошла только ночь, жуткая дьявольская ночь. Неужели все это мне еще предстоит пережить? От ужаса я каменею. Я этого не вынесу…

– Что-нибудь случилось, Андрей?..

Нужно взять себя в руки, взять себя в руки…

Единственное, чего я боюсь, – оказаться провидцем.

Упаси, Господи, от воплощения таких снов…

Нужно круто менять свою жизнь, круто. Дождаться приезда Женьки и тут же всем объявить, всех поставить в известность…

Или позвонить Янке?

Мне чудится: весь вымер мир – зима…

… ведь ты обещал, обещал, – говорит Юля, – ты говорил, что как только у тебя появится возможность…

Наша история, история нашей любви, еще не помнить случая, чтобы я…

Никакая это не обида, не ее прихоть. Не какие-то там ее забобоны. Сказал – сделай! Пообещал – будь добр: полезай, милый, в кузов.

Юля просто заждалась, и вот когда, кажется, выпала свободная минута, она и вспомнила о моем обещании. Вопрос только в том, готов ли я выполнить свое обещание..

Я никогда не думал, что случится то, что случилось потом. Не было ведь никакого землетрясения, ни цунами, никакого извержения вулкана, день как день, ночь как и все предыдущие, что-то, правда, там случилось с Луной – то ли затмение, то ли Она вдруг стала участницей парада планет…

Я понимал: Юля больше не может ждать! И удержать ее здесь было уже невозможно!

Затмение, конечно, здесь ни при чем.

– Итак, – говорит Юля, – итак, значит…

Я притворился, что ищу галстук, (терпеть не могу удавок на шее!).

Никакие землетрясения, никакие цунами и смерчи и даже эти парады планет не в состоянии изменить решение Юли. Я знал это уже много лет, пять или семь, мне казалось, я знал это уже сто тысяч лет. Не помню, что я ей говорил в ту минуту, что-то о трудностях завтрашнего дня, о каких-то там сипульках и курдлях… Да, нам еще надо было…

Помню одно: я всерьез вдруг подумал о нас с Юлей. Вдруг меня полосонула, обожгла эта мысль: я ничем не смогу ее удержать!

Кажется, я говорил ей о значении психологии в отношениях мужчины и женщины, общие фразы об очередном витке совместной жизни, что-то о долге и чести, о собственных достоинствах (надо же!), которые не смог даже точно сформулировать, говорил всякую ненужную дребедень, чушь, просто чушь несусветную, которую говорят любимой женщине, когда та…

Когда что?..

Нутром, шестым чувством я понимал: ее не удержать!

– Говорят, – говорит Юля, – что если точно сформулировать свое самое сокровенное и заветное желание, оно обязательно сбудется.

Я согласно киваю.

– Нужно только дать собственному подсознанию точный маршрут.

Да, – соглашаюсь я, – оно не понимает намеков, здесь нужна ясность.

Собственно, и достоинств-то своих, способных ее поразить, я уже не находил.

– И вера, – говорит Юля, – и вера.

Разве ты потеряла веру в меня?! Я не спрашиваю об этом, вопрос ясно выписан на моем лице, в моем прячущемся от света взгляде…