Любовь? Пожалуйста!:))) - Владимир Колотенко

До двух ночи я цежу горькое вино одиночества, тупо уставясь в экран телевизора, ни на секунду не забывая о ней, представляя себе… Чего только не рисует мое разгулявшееся, подогретое вином воображение! Когда экран гаснет, я пытаюсь что-то читать, лежу, глядя в потолок, затем встаю и допиваю остатки вина из бутылки. Я удивляюсь только трезвости мысли, трезвости собственного вопроса: как я мог ее отпустить?! В состоянии такого душевного потрясения, полного отвращения, даже презрения ко мне. Как Буриданов осел, я терзаюсь в мыслях: прав я или не прав? Конечно же, прав. Я ведь верю Женьке; ее незыблемая преданность мне, ее верность… Да я голову даю на отсечение…

И откупориваю коньяк. Забираюсь в постель, в нашу постель, закрываю глаза, но свет не выключаю. Я боюсь остаться один в темноте. Время от времени приоткрываю глаза, вижу ее фотографию на стене, а вскоре замечаю очертания веток в окне.

Светает. Я пытаюсь зевать, чтобы нагнать на себя хоть подобие сна, ровно дышу, то и дело посматривая на зеленые цифры электронных часов, считаю мигания зеленых точек. 04:04. Ржавая луна в окне… Через час я уже на ногах, сую свою лысую голову под холодный душ… Куда, собственно, я собираюсь? Ах, праздник! Я снова бросаюсь в холод постели и лежу в чернильной смуте рассвета, курю, курю… Окно открыто настежь, я прислушиваюсь: празднично щебечут птички, где-то кукарекнул петух. Я и не подозревал, что в моем огромном грязном городе живут такие голосистые петухи. Здравствуй, май! Вероятно, поэтому я нахожу бутылку и делаю первый праздничный глоток… Просыпаюсь я, когда вовсю уже сияет солнце, светлый день, светлые звуки. Как хорошо иногда остаться одному, позабавиться ленью, не спешить, перечитать Чехова.

Какой праздничный день! Но музыка моей души приглушена, ее сырые звуки холодят сердце: где сейчас она, моя единственная, с кем? Какая там у них погода? Дождь, ветер? Я молю Бога, чтобы ей не понадобился свитер, чтобы ни у кого не возникло желания укутать ее в свой плащ, перенести через лужу. Всегда ведь найдется кто-нибудь, чья сиюминутная помощь подоспеет вовремя. А что дальше?

Я никогда еще так не ревновал!

Удивительно, что я не стыжусь этого дикого чувства. Я знаю: ревность свята. Быть равнодушным – это ли не порок цивилизации? Или настолько проржавели нравы? Никогда еще, ни разу в жизни не доводилось мне пить коньяк натощак. Глоток, еще глоток, крепкий напиток горячит кровь, разжигая мое воображение. Я представляю себе, я вижу, как какой-то белокурый весельчак предлагает ей руку, когда она переходит ручей по бревнышку, а сам идет по воде, хлюпая новенькими кроссовками, вижу ее сосредоточенное лицо и ощущаю тепло ее руки в его огромной пятерне. Все это я прекрасно вижу, стоя у зеркала, глядя на свои тусклые глаза, рыжую бороду, лысый череп… Закрываю глаза и делаю очередной глоток. Я думаю, что зря Женька все это затеяла, этот побег от меня. Победа, которую она впервые одержала надо мной, эта пиррова победа дорого будет ей стоить. Это я ей обещаю.

Мало-помалу приближается полдень. В одних трусах я усаживаюсь за наш праздничный стол, откупориваю вино и поздравляю себя с праздником. Ее хрустальный фужер я тоже наполняю. Это невыносимо трудно – удержаться, чтобы не запустить свой фужер в хрустальную люстру. Или в электронные часы, равнодушно подмигивающие мне зелеными глазками секунд. Потом я все-таки надеваю костюм, и часам к трем выхожу в город. Не идти же к своим пациентам? Позвонить Ирине? Или Янке? Моему звонку всегда рада Ксюша. Но я никого, никого из них так не люблю, как свою Женьку.

Я никому не звоню. Спасаться от любви сиюминутной любовийкой не в моих правилах. В самом деле, я этого не признаю, да и спастись невозможно. Это факт проверенный. Я хожу, толкаюсь среди людей и не злюсь, хожу до темна, а вечером, слепой от ревности, трезвый как стеклышко, сажусь за руль. Я знаю: дорога – это мое спасение, ночная дорога… Если бы еще и дождь. Было бы безрассудной глупостью пуститься сейчас вдогонку, найти ее и шпионить, видеть ее грустной и скучающей без меня. Глупец, я беру курс на юг и к двум часам ночи, доехав до какого-то Билибино, поворачиваю назад. Хватило бы только бензина. Бензина хватает как раз, чтобы доехать до телефонной будки. Я выхожу, звоню и слышу: “Привет, приезжай…” Бывает, что я не думаю о Женьке несколько минут. Но об этом моем достижении сейчас некому рассказать.

Наутро я снова дома. Моя клеть пуста. Я ненавижу праздники. Безделие утомительно для меня, и уже к одиннадцати я решаю немного поработать. Для меня ничего не стоит снова взять себя в руки, сесть за стол… Я беру в руки книгу, какие-то бумаги, ручку… Когда еще выдастся время?

Я сижу, перебирая важные бумаги… Зачем? К черту работу! Нужно победить, разрушить в себе этот упаднический наплыв грусти ожидания и гнева ревности. Света! Больше света! Я звоню Инке.

– Андрей, – произносит она в ответ, – ах, Андрей…

И ни слова больше.

– Мне приехать?

– Ты еще спрашиваешь.

Ее признания в любви, ее безумная ревность, ее постные ласки…

Через час я уже сдерживаю себя, чтобы не сорваться на грубость. Вино немножко скрашивает мое существование, но к вечеру я совершенно выбиваюсь из сил. Ночевать у нее? Еще чего! Этого не вынесет ни один мужчина.

– Родная моя, у меня деловое свидание, ты же знаешь. Хочешь, пошли со мной, – неожиданно предлагаю я в тот момент, когда струйки душа уже увлажнили ее волосы.

– Я только волосы высушу…

– Хорошо, я подожду, – говорю я и смотрю на часы.

– Я мигом…

Она, совершенно нагая, в бусинках капель, стоит в нерешительности передо мной.

Мокрая курица.

– Ладно, – говорю я тем тоном, которому верят все женщины мира, – ты не торопись, сиди дома, я через часик приеду.

Она верит. А через минуту я уже звоню Ксюшке: “Привет”.

Янке я звоню только на четвертый день, когда дома сидеть одному снова становится невыносимо. Осталась одна ночь, а завтра я уже буду встречать свою Женьку – веселый, жизнерадостный, с букетом роз. Вот только ночь пережить бы.

– Привет, Янка… Как ты?..

– Андрей…

– Я буду через десять минут.

– Ты изверг, любимый мой изверг. И за что я тебя так люблю?

В машине я уже чувствую себя свободным от изматывающих душу мыслей, свободным от ревности…

Поворот к ее дому, высокая арка… И вот я уже звоню. Боже мой! Дверь открыта, а Янка ждет меня на пороге, в своем смелом халате. Чтобы с самого порога я нес ее в нашу постель… Я беру ее гибкое тело и, захлопнув пяткой дверь, несу, несу, благоухающую запахами дальних стран, легкую, как пушинку… Ах, Янка, Янка…

– Выпить хочешь?

Как она знает меня. Сколько же мы с нею…

– Андрей, ты больше никогда не уйдешь от меня?

– Я никуда и не собирался.

– Мы поженимся?

– Осенью, – произношу я, сдергивая брюки.