Восточно-западная улица. Происхождение терминов ГЕНОЦИД и ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА - Филипп Сэндс

Леонардо да Винчи. «Дама с горностаем»

Никлас рассказал мне эту историю в те дни, когда Чечилия Галлерани отправилась в Лондон на выставку главных шедевров Леонардо да Винчи в Национальной галерее. Серым декабрьским утром я пошел знакомиться с ней – знаменитой красавицей, любовницей Лодовико Сфорцы, герцога Милана, которому она родила сына. Позировала для портрета она примерно в 1490 году (горностай выбран как символ целомудрия). В 1800 году картина попала в собрание княгини Чарторыйской, которая жила в отошедшей к России части Польши. С 1876 года она была передана музею Чарторыйских в Кракове. Там она провисела 63 года (с небольшим перерывом на Первую мировую войну, когда портрет отсылали в Дрезден), пока Франк не присвоил ее. Загипнотизированный красотой и символикой дамы с горностаем, он продержал ее у себя почти пять лет.

Никлас вспоминал картину и с ужасом, и с улыбкой. Пока он был маленьким, он пугался похожего на крысу зверька и противился указаниям отца носить волосы на прямой пробор, как Чечилия. Его старший брат Норман тоже хорошо помнил эту картину – правда, висевшей в другой комнате замка, – и для Никласа она была «одним из немногих теплых моментов в памяти», как и тот момент, когда отец плюхнул ему на нос немного пены для бритья.

В первый мой визит в Вавель кураторы как раз готовились к возвращению Чечилии Галлерани. После экскурсии по личным апартаментам Франка глава отдела фотографий отвела меня в свой кабинет и показала большой плоский ящик, обитый выцветшим бархатом. На ящике была надпись «Замок в Кракове», внутри он был устлан тонким и мятым красным бархатом.

– Наци ее забыли, когда бежали отсюда. Мы нашли ее в подвале.

Внутри на большой открытке – поздравление: «Господину генерал-губернатору рейхсминистру доктору Франку по случаю дня рождения 23 мая 1944 года от канцелярии суда с благодарностью». Восемь подписей верных слуг, которые заказали этот набор черно-белых фотографий, словно и не замечая неуклонного приближения советской армии. На снимках – роскошь Вавельского замка, убранство комнат, хранящиеся тут артефакты, и в их числе черно-белая «Дама с горностаем», окруженная красно-бело-черной символикой нацистской эры.

Снова в Вавель я приехал вместе с Никласом. К тому времени вернулась и Чечилия Галлерани. Директор музея и владельцы картины разрешили нам провести с ней некоторое время наедине – рано утром, до открытия музея. Семьдесят лет прошло с тех пор, как Никлас в последний раз стоял перед ней. И теперь он вновь почувствовал себя ребенком перед мощью этой картины.

В тот же вечер мы вместе ужинали в ресторане в краковском Старом городе. Мы говорили о работе писателя, о словах и о времени, об ответственности. Под конец нашего ужина из-за соседнего столика поднялась компания из трех человек. Проходя мимо нас, пожилая женщина сказала:

– Мы невольно слышали часть вашего разговора. Кажется, вы пишете интересную книгу.

Мы разговорились, они присели за наш стол – мать, дочь и муж дочери.

Мать была ученой женщиной – спокойной, достойной, профессором химии из Бразилии. Она вернулась в город, где родилась и откуда бежала в 1939 году – еврейская девочка десяти лет. Этот визит дался ей нелегко. Много ли она расслышала из нашего разговора? – прикинул я. Оказалось, далеко не все.

Дочь родилась в Бразилии, через много лет после войны. Она рассуждала более жестко, чем мать.

Никлас Франк и Чечилия. 2014

– Мне нравится Краков, – сказала она, – но я никогда не забуду, что натворили немцы. Я даже разговаривать с немцами не хочу.

Мы с Никласом переглянулись. Мать тоже посмотрела на Никласа и спросила:

– Вы еврей из Израиля?

Никлас тут же выпалил:

– Наоборот! Я немец, я сын Ганса Франка, генерал-губернатора Польши.

Повисло молчание.

Потом Никлас вскочил и выбежал из ресторана.

Спустя какое-то время мне удалось его найти.

– Они имеют право так категорически судить, – сказал он. – Мне стыдно за все то зло, которое немцы причинили им – этой матери, их семье.

Я постарался его утешить.

Год 1944-й был для отца Никласа нелегким. Несколько раз на его жизнь совершались покушения, в том числе одно – когда он ехал на поезде из Кракова в Лемберг. Летом союзники освободили Париж, немцы отступали на западе и на востоке, вглубь прежних своих территорий.

Особенно тревожили известия с востока и скорость продвижения Красной армии. И все же Франк находил время «позаботиться» о евреях, еще остававшихся на вверенных ему землях: их было уже не более ста тысяч. Надо с ними покончить, заявил он на краковской встрече членов партии. «Расу следует искоренить»{467}.

Через два дня после этой речи (произнесенной в начале весны) советские войска перешли границу генерал-губернаторства и стремительно приближались к Кракову и Вавельскому замку. В мае Франк праздновал день рождения, ему исполнилось сорок четыре года. Преданные коллеги преподнесли подарок: пятьдесят фотографий в обтянутом бархатом ларце, в том числе и фотографию «Дамы с горностаем».

11 июля польское сопротивление совершило дерзкое убийство главы немецкой полиции в Кракове. Франк в ответ казнил польских пленных{468}. 27 июля Лемберг пал, в него вошла Красная армия{469}. Вехтер бежал в Югославию, а племянница Лаутерпахта Инка Гельбард вновь могла безопасно ходить по улицам. Была освобождена и Жолква, и Клара Крамер вышла из укрытия под полом, где провела почти два года. 1 августа началось Варшавское восстание{470}. Однако Франк и не думал о поражении – он принимал новые меры, еще более жесткие, чем прежние.