Завещание Шекспира - Кристофер Раш

– Все лучшие люди всегда снизу!

И Марло тоже. С самого начала учебы в Кембридже он часто пропускал занятия. По поручению Уолсингема он сначала отправился в Париж, а затем в Реймс (куда в 78-м году из Дуэ переместилась иезуитская база) для того, чтобы следить там за известным аферистом, английским послом. Скерес тоже был агентом. Полей пел сладкие песни Бабингтону, водил его за нос и поглаживал по заднице, заведомо зная, что ее дни были сочтены. К тому моменту, как Марло получил степень магистра, они уже сошли со сцены. Полей провел два года в Тауэре – в качестве прикрытия после ареста правительством тех, кто уже был на заметке. Говорят, он там жил на широкую ногу, не испытывая недостатка в продажных девках и вине.

– О своих людях они заботятся!

Пока те не начинают причинять им неудобства. Полей и Марло вернулись в Нидерланды, где действовали английские шпионы. Поползли слухи о фальшивомонетчиках, подделывающих английские деньги, и Марло приказали вернуться домой. Он покончил со шпионажем и уехал в Лондон, где быстро добился успеха и стал театральной притчей во языцех.

В Лондоне он сдружился с Томасом Уотсоном, ученым малым, бражником и сочинителем сонетов, который был без ума от классицизма и пасторалей.

– Никогда о нем не слышал.

Неудивительно. Он был одним из плеяды рано умерших поэтов, не доживших до тридцати. Он умер в том же году, что и Марло. Марло и Уотсон снимали квартиру в Нортон Фолгейт. Они кутили и курили табак с другими бражниками – Нэшем, Грином и Пилем в Чипсайде в «Голове старой клячи». В 91-м году Марло жил в Шордиче и часто пьянствовал с Томасом Кидом.

– Два гуляки и содомита.

У Марло не было обыкновения ходить в Юбочный Переулок или Корсетную Аллею. Он был любитель черного хода и вот там уже превращался в ненасытного и умелого любовника, регулярного посетителя притонов. Он ввязывался в драки, например в известную потасовку 89-го года в Хог-Лейн, в которой он дрался с Уильямом Брэдли, сыном хозяина гостиницы, негодяем, враждовавшим с товарищем Марло Уотсоном.

Вскоре он вступил в скандально известную «Школу Ночи», основанную Уолтером Рэли.

– О них я тоже ничего не знаю.

«Школа» была сообществом географов, математиков, астрономов, картографов и поэтов. Иезуиты предъявляли им обвинение в атеизме. Очевидцы утверждали, что они сушили табак на страницах, вырванных из Библии, – и это еще цветочки! Также поговаривали, что это было то ли общество черных магов, то ли клуб дебатов, который пытался примирить религию с наукой и философией. Члены «Школы Ночи» вели более чем сомнительный образ жизни. Фердинандо Стэнли (также известный под именем Странный Лорд для одних и Лорд Педрило для других[129]) был отравлен и умер в ужасных мучениях. Генри Перси, девятый граф Нортумберлендский, рыцарь и эрудит, заика с длинным грустным лицом, был засажен за решетку королем Яковом. Генри Брук, девятый барон Кобэм, провел остаток своей жизни там же. Ричард Бэйнс был агентом, соглядатаем и наемным убийцей. Среди посетителей был даже прославленный черный маг – доктор Ди.

– Вот так властители дум!

Председательствовал Рэли. За секунду до казни, уже почти на плахе, Брук дал показания против Рэли, который якобы замышлял убийство короля. Последний отчаянный шаг спас Бруку жизнь, а Рэли оказался в самом дерьме, где по сей день прозябает, – в Тауэре, дерьмо среди дерьма.

– А.

Теперь понятно? Марло был одним из них. Образованные скептики один за другим покидали сцену, их сомнения пресекались (как правило, посредством отсечения головы), их вопрошающие рты засыпали могильной землей, их уши затыкали, и они становились глухи к любым сомнениям. Счастливчики отделались тюремным заключением, где каменные стены и железные решетки показались им лучшим местом на земле.

Но когда в Лондон пришла чума, эти птицы разлетелись кто куда. Те, у кого были деньги, в страхе покинули столицу. Чума сеет панику, паника вызывает подозрительность, а подозрительность – жестокости и зверства, ложь и клевету. Марло уехал в Кентербери, а в начале мая появилось антифламандское стихотворение, вывешенное на стене голландского погоста на Брод-стрит. В нем выражались сильные антисемитские настроения и призывы к расправам над евреями, если не в скифском, то, по крайней мере, в парижском масштабе. Даже в глубочайшем запойном угаре Марло не написал бы ничего подобного. Но сомнений не было: под воззванием стояла подпись «Тамерлан». Ей никто не поверил, включая правительство, которое пообещало вознаграждение в сто крон за информацию, ведущую к поимке истинного автора этого безобразия. На следующий день арестовали нескольких человек, включая Томаса Кида, привлеченного в качестве неохотного свидетеля.

– В чем же его подозревали?

После славы «Испанской трагедии» Кид запятнал себя соавторством в пьесе «Томас Мор»[130], где содержались неосторожные и даже подстрекательские высказывания. Его перевели в Брайдуелл к Топклиффу, и он дал показания против Марло. С дыбы его сняли изломанным человеком. Ему было тридцать четыре года. Он умер через год. И душа, и тело его были искромсаны до самых кончиков пальцев.

– Переломанные пальцы для писателя – просто беда. Серьезная помеха творчеству, но наказание всегда подбирается соответствующее. Да он и не писал в последнее время. При обыске на его квартире нашли еретические бумаги. Кид божился, что бумаги принадлежали Марло и, когда они вместе снимали квартиру в Шордиче, они случайно оказались среди его бумаг.

– Очень убедительно.

Кид утверждал, что Марло чрезвычайно небрежен. С каждой страницей допроса его обвинения становились все серьезнее и безосновательнее. Они были призрачные, как табачный дым, как болтовня, которую можно было услышать в любой таверне города, и были окрашены его пролившейся на дыбе кровью. У него оказалось богатое воображение, превзошедшее даже безжалостные подсказки Топклиффа. Тайный совет получил много новых сведений и выписал ордер на арест Марло.

– Захватывающая история! Тебе нужно было сочинить об этом пьесу.

Тут есть еще одна деталь. В то время Марло жил в поместье Чизльхерст в Скадбери, в доме своего патрона, Томаса Уолсингема, двоюродного брата Фрэнсиса Уолсингема, на которого он когда-то работал. Когда прибыл королевский курьер, Марло был увлечен сочинением легкой эротической и вполне пристойной поэмы о Геро и Леандре, начало которой уже несколько лет ходило в списках. Предъявив ордер, Генри Мондер вернул его к действительности опасного мира политики и закона. Его увезли прямиком в Тайный совет в Уайтхолле и приказали ежедневно докладывать о своем местонахождении до получения дальнейших распоряжений. Делать было нечего, и выбора тоже не было.

Через девять дней в Тайный совет попала докладная записка о «Школе Ночи» двойного агента Ричарда Бэйнса. В ней выдвигалось по крайней мере девятнадцать обвинений в адрес Марло – изобличающий список его взглядов и прегрешений, обычное для Марло богохульство с некоторыми небезынтересными добавлениями: Моисей был жуликом, Христос – незаконнорожденным, его мать, Мария, – блудницей, Гавриил – сводником, а Святой Дух – его клиентом. Варавва был честнее Иисуса, а Мария Магдалина – продажной девкой, как и ее сестра Марфа, обе имели сношения с Христом, который также мужеложествовал с Иоанном Богословом. Ад – россказни, религия изобретена с единственной целью – внушать людям благоговение и держать их в страхе, а Христос лучше бы засунул святые таинства себе в табачную трубку и пыхнул ею!