Буря ведьмы - Джеймс Клеменс

— Сейчас, сейчас, быть может, ты и без этого заговоришь? — Торврен провел корявым пальцам по торчащим ребрам эльфа.

Тот вздрогнул и не смог удержаться от стона. Пытка утомила его, и Торврен уже видел, как отчаяние все больше овладевает этим гордым существом.

Он отошел и наклонился, чтобы вытащить шар из грязи. Всего одно движение, и от человека на стене не останется ничего. Но как только пальцы его дотронулись до шара, Торврен обнаружил, что произошло нечто странное. Он ахнул и отдернул руку: поверхность шара, обычно согретая внутренним огнем, на сей раз была холодной, как ледяная могила. Торврену показалось, что он дотронулся до своего собственного, погибшего и застывшего, сердца. Карлик вздрогнул и выпрямился.

А грязь вокруг шара вдруг начала покрываться инеем, а потом и коркой льда. Застывая, грязь хрустела, как лед на морозе, и скоро весь шар покрылся льдом.

Что происходит? Торврен опасливо отошел ото льда, увязая по щиколотку в грязи. Он снова вернулся к стене.

Пленник приподнял голову и подозрительно оглядел карлика.

Торврен перехватил этот взгляд. Неужели это действует магия эльфов? Неужели он недооценил его способности? Или это как-то связано с вторжением бородача с топором?

— Говори, что знаешь! — накинулся Торврен на пленника.

В глазах эльфа заплясало смятение.

— Что?.. О чем?

Торврен отвернулся, догадавшись, что эльф понятия не имеет о случившемся. Шар по-прежнему лежал во льду, который распространялся все дальше. Вот он уже близко, вот уже добрался до ног Торврена, вот сковал лодыжки, превращая его в статую, которую лед жег сильнее, чем пламя.

От боли лорд карликов громко застонал, и в этот момент неожиданно понял, что же случилось.

О, изменчивые боги созидания! Он рухнул на колени, и его левая лодыжка, охваченная льдом, с хрустом сломалась. Но страх уже настолько охватил сердце Торврена, что он почти не заметил боли.

С раскрытым от ужаса ртом карлик смотрел, как шар медленно поднимается из ледяной колыбели, поднимается в воздух и начинает вращаться. И с этой магией Торврен уже не мог ничего поделать.

— Нет, — только и простонал он. Только не сейчас, когда цель уже так близка!

Он зажал ладонями уши, словно пытаясь закрыться от неизбежного. После стольких лет! На глазах карлика выступили слезы, не выступавшие веками. Он понял свою ошибку: узнав об эльфийском происхождении пленника, продолжал пользоваться шаром без должной осторожности, почему-то уверовав, что явление эльфа было знаком судьбы, божественным знаком о том, что Трайсил скоро вновь вернется к нему...

Торврен стиснул руками горло и застонал еще громче. Все потерять в миг высшей надежды! По венам его заструилось отчаяние.

Эбонитовый шар медленно подплывал к нему.

Нет, по черным гладким бокам не струился больше кровавый огонь, наоборот, они стали еще черней, серебряные прожилки исчезли, и шар превратился в черную дыру мира, вытягивая из помещения свет и тепло.

И Торврен знал, что это больше не каменный шар, но зрачок черного глаза, орудие, через которое монстр смотрит на мир из своего логова.

Это было око Темного Лорда.

Пробужденный предательскими мыслями Торврена, Черное Сердце пришел явить месть. Трайсил, Молот Грома, был единственным орудием, которое могло порвать цепи, приковывавшие народ карликов к Темному Лорду, а Торврен — последней надеждой этого народа. Талант искателя держал его не в такой близкой зависимости от хозяина Блекхолла, как остальных карликов, и в этой мрачной келье, в одиночестве и горе он веками вынашивал планы возмездия и освобождения Молота.

Торврен дико закричал, и крик его унесся под самую черепицу крыши Рашемона. Но, как и древним защитникам башни, никто ему не ответил. Да и роли на сей раз переменились. Не Торврен сегодня обладал великой магией и, усмехаясь, глядел на проигравших. Теперь он сам тщетно взывал к ослепшим небесам.

Наконец, он посмотрел прямо в черный глаз, и отчаяние сломило мятежный дух.

С его смертью вся надежда на освобождение пропадала навсегда.

И, смирившись с неизбежной судьбой, Торврен широко расставил руки навстречу приближавшемуся шару. Смерть покончит и с этой невыносимой болью. Но, не долетев до распростертых рук, шар вдруг остановился и начал медленно вращаться. Карлик прикрыл глаза и стал ждать.

Несколько секунд все было тихо, ноги Торврена задрожали мелкой отвратительной дрожью, и он невольно вспомнил, как сам играл со своими жертвами. Угроза смерти часто бывала гораздо мучительней самих пыток.

Испуганный, карлик открыл глаза.

Эбонитовый шар все еще висел в воздухе прямо перед его грудью, но черная поверхность вновь сверкала — и не красными языками кровавого пламени, но мрачным пожаром черного огня.

И не успел Торврен удивиться, как огонь вспыхнул и поглотил его. В теле затрещали все кости, и карлик упал навзничь, благодаря смерть за избавление от мук.

Но смерть не наступала, только боль становилась все мучительней, оба сердца уже почти остановились. Он молил их остановиться, не длить пытку, он отпускал свой дух, он отдавал его смерти добровольно. Но как только до последнего вздоха остались мгновения, Торврен вдруг опомнился.

— Нет!

Он распахнул глаза, и, ослепленный, не видя ничего, кроме мучающего душу и тело шара, все же понял, что в келье еще что-то происходило. И это был не приход освобождающей смерти, а дрожащая магия.

Торврен закричал, но было уже поздно.

Черное Сердце не собиралось убивать его — он творил его заново, он изменял его сущность, как сам Торврен столько раз делал с другими, превращая их в послушных рабов Темного Лорда. Лорд карликов превратился в воина гвардии страха.

Толчук и Могвид распаковывали вещи, а Крал внимательно осматривал Музыкальный зал. Небольшое возвышение у стены цвело, как живыми, золотыми лепными розами, а на нем стояли два кресла с высокими спинками и шелковыми подушками на сиденьях. Вероятно, это были троны хозяев Владения. Остальная зала оставалась пуста, лишь несколько ярких ламп, висевших по стенам, отражались в белоснежном мраморном полу. Наверху красовалась огромная хрустальная с серебром люстра в сотни свечей; она напоминала сказочную паутину, украшенную каплями утренней росы.

Крал с легкостью представил себе здесь сладкоголосых менестрелей и важных гостей. Комната действительно была экстравагантной и располагала к занятиям изящными искусствами.

Усмехнувшись, он осмотрел собственную труппу. Одетые в рваные костюмы, кое-где обгоревшие по краям, бродячие артисты совсем потерялись в роскошном зале. Что-то не нравилось Кралу во всей этой затее с самого начала, что-то было здесь не так. И это «что-то» горец чуял так же наверняка, как всегда чувствовал, что лед горного озера сейчас провалится под ногой.