Два дня - Рэндалл Силвис

И тут Демарко вдруг понял, почему Галлагер выглядел таким неестественным: «Да он же боится. Боится до смерти, что сделает что-то не так!»

– А что, если мы с вами выпьем как-нибудь по кружечке пивка! Как вы на это смотрите?

– Это было бы здорово, сэр, – моргнул Галлагер.

– Зовите меня просто Райан. А «сэра» оставьте для своего начальника.

– Угу, – хмыкнул Галлагер. И спохватился: – Нельсон.

– Так вас зовут друзья?

– Нет, друзья зовут меня Джей-Джей.

– Елки-палки, а каким боком Джей-Джей к Нельсону Галлагеру?

Заместитель начальника колонии улыбнулся и зарделся как девушка:

– Нельсон Джеймисон Джейром Галлагер. Братья моей матушки.

– К счастью для вас, их у нее всего два.

– Уж это точно!

* * *

Около полуночи смутное беспокойство снова вернулось к Демарко. После беседы с заместителем начальника колонии сержант сумел убедить себя в том, что зазря потратил время на поездку в Албион и тюремные курсы стихотворчества не имели никакого отношения к тому, что учинил Инман. И мотивы этого человека объясняли слова, брошенные самим Демарко в кабинете Боуэна: «Карл Инман? Он ненормальный!» Все попытки познать логику иррационального мышления были бессмысленны. От этого любой нормальный человек мог свихнуться сам.

Заглушить разочарование сержанту помогли двести грамм виски «Теннесси» и монотонный гул телевизора в темной комнате. Но стоило Демарко заползти в постель и уставиться в окружавшую его темноту, навязчивое беспокойство снова его затерзало. Причем так сильно, будто кто-то против его воли стал ковыряться у него в мозгу. Сержант потрогал голову. Почесал ее. И даже потер костяшками пальцев. Но его смутной тревоге все было нипочем. Она отступала секунд на десять-пятнадцать, а потом снова накатывала на него. И чем четче Демарко ощущал эту тревогу, тем явственней он сознавал, что природа ее совсем не физическая. Ее причиной была неготовность или нежелание Демарко признать верным свое собственное объяснение поведения Инмана. «Может, я чувствую себя уязвленным из-за того, что Инман пришел за мной? Все дело в этом?» – терзался сержант. Он не сожалел о том, что всадил пулю в этого выродка. Но он очень жалел, что поспешил это сделать. Ему надо было задать Инману еще пару вопросов: «Зачем ты пришел за мной? Почему ты убил Бонни?»

Безответная темнота не приносила ему облегчения. Через некоторое время Демарко вернулся в гостиную, подлил виски в бокал, снова включил телевизор и опустился в любимое кресло. На канале 262 он нашел старый черно-белый фильм «Печать зла», в котором Чарлтон Хестон играл мексиканца, Орсон Уэллс – продажного копа, а Марлен Дитрих – шлюху. Демарко убавил звук, чтобы слова были слышны, но не разборчивы. И позволил ночи окутать себя. Теперь шума и света было довольно, чтобы заглушить его беспокойство. И виски вполне достаточно, чтобы забыться во сне.

Он проснулся с серым рассветом нового дня под рекламный ролик о чудодейственных таблетках для повышения мужской силы. Две очень грудастые девушки в облегающих топиках и коротких юбочках на все лады нахваливали препарат за то, что он сотворил с пенисами их бойфрендов. Демарко понаблюдал за ними, пока сон полностью не развеялся и им снова не завладело беспокойство. Тогда сержант перенес свой апатичный пенис в ванную, там помочился, разделся и встал под горячий душ, прижавшись лбом к еще прохладной кафельной плитке. А в тот момент, когда он потянулся за полотенцем, вдруг заверещал телефон.

Выскочив голым из ванной, сержант схватил трубку на четвертом звонке.

– Демарко слушает, – выпалил он, окропляя ковер в гостиной брызгами воды, стекавшими с мокрого тела.

– Я тебя что, на толчке застал?

Демарко узнал теплый, скрипучий голос Делберта Вудза, начальника исправительной колонии в Албионе. Этот голос всегда напоминал ему характерного актера пятидесятых Бродерика Кроуфорда.

– Мне жаль тебя разочаровывать, Дел, но, увы, нет.

– Ты хотя бы уже вытащил свою ленивую задницу из постели?

– Несколько минут назад. А что случилось?

– У меня поднялось давление. Тут один идиот доложил мне, что ты приезжал вчера к нам.

– Да, верно.

– Насколько я понял, он не предоставил тебе нужных сведений, так?

– Он сообщил мне все, что мог. Просто мои ожидания не оправдались.

– Это все потому, что он – реальный недоумок. Ты спросил у него, посещал ли Инман курсы по стихотворчеству. И Нельсон проверил только списки заключенных, записанных на эти курсы.

– И? – затаил дыхание Демарко.

– А ему нужно было проверить данные конкретно по Инману. У нас тут уйма всяких курсов. И практически каждый заключенный хоть раз, но посещает какие-нибудь курсы. Мы это поощряем.

Демарко испустил долгий, медленный выдох:

– Короче, Дел, ты что-нибудь нашел?

– Литературные курсы для взрослых. С января по май этого года.

– Прошлой весной?

– Ну да.

– Я думал, что Дентон учит только стихотворчеству.

– А у тебя встает только на Дентона?

– А кто вел эти курсы?

– Конеску. Выглядит как Роман Полански с проблемной щитовидкой.

– Заливаешь?

– С утра никогда.

Некоторое время Демарко не мог вымолвить ни слова. В голове завертелся целый вихрь мыслей, и собраться с ними у сержанта никак не получалось. Но смутное беспокойство ушло.

– Тебе не дадут отпуск на несколько дней? – спросил Вудз.

– Какой там!

– Ну да. Ты хоть там нормально?

– Нормально. Даже лучше, чем было.

– Это хорошо. Никто не заслужил пули больше, чем Инман.

– Тогда почему ты его выпустил?

– Примерное поведение. Увы, я не свободен в принятии решений. Комиссия по УДО велит освободить кого-то досрочно, я освобождаю. Но этот Инман… Знаешь, он напоминал мне акульего выродка. Этот гад всегда так злобно скалился, что невольно закрадывалась мысль: рано или поздно он отхватит тебе руку своими белыми клыками.

– К сожалению, он сотворил гораздо больше зла.

– И я о том же. Рано или поздно, но кто-то должен был продырявить ему грудь.

Демарко кивнул. По его спине пробежал холодок возбуждения, а на руках проступили мурашки.

– Дел, мне нужно одеться, – сказал сержант.

– Мне стоит напомнить тебе о твоем временном отстранении?

– Думаю, его уже отменили.

– Зная тебя, я могу смело допустить, что оно бы не успело вступить в силу.

Демарко уже готов был повесить трубку, как вдруг кое-что вспомнил.