Личное дело.Три дня и вся жизнь - Владимир Крючков

Прошло немного времени, и в 1985 году судьба свела меня с Шеварднадзе в Москве. Как начальник разведки я довольно часто контактировал с ним как с министром иностранных дел в СССР.

Помню, за пару дней до назначения Шеварднадзе министром иностранных дел со мной затеял разговор бывший тогда председателем КГБ Чебриков. Он сказал, что возник весьма важный и срочный вопрос: кого следовало бы рекомендовать на пост министра иностранных дел и каково на этот счет мое мнение.

Я имел прямое отношение к международным делам, разумеется, знал немало товарищей, работавших на внешнеполитическом поприще. Я спросил: «А есть ли уже кандидатура или кандидатуры, проходящие стадию обсуждения?»

Чебриков ответил, что есть несколько кандидатур, но пока ни на ком не остановились. Он спросил, каково мое мнение, в частности, об отдельных членах политбюро. Причем, когда очередь дошла до кандидата в члены политбюро ЦК КПСС Шеварднадзе, он задержался, и я понял, что, возможно, речь идет именно об этом человеке.

Я ответил, что если обсуждается кандидатура Шеварднадзе, то, по-моему, следует воздержаться от этого шага. Не потому, что у меня плохое мнение о нем, для подобного суждения я недостаточно хорошо его знаю, а потому, что вряд ли будет по плечу Шеварднадзе «пересесть» с чисто внутренних проблем на внешнеполитические.

Затем я высказался в том смысле, что в Советском Союзе не всегда считались с тем, что внешняя политика — это профессия, и там должны работать профессионалы или, во всяком случае, люди, хорошо для этого подготовленные. Конечно, могут быть и исключения. В порядке освежения кадров в Министерство иностранных дел есть смысл направлять лиц из других ведомств и организаций, не исключение и пост министра иностранных дел, но в конкретном случае следует основательно подумать, ведь речь идет о замене Андрея Андреевича Громыко, и эта проблема имеет массу особенностей.

Во-первых, Андрей Андреевич человек, бесспорно, широко эрудированный, глобально и остро мыслящий. Он прошел всю служебную лестницу от рядового дипломата до министра иностранных дел.

Во-вторых, на этом посту проработал почти 30 лет, побил все рекорды, неизвестно, будет ли этот рекорд превзойден когда-нибудь в будущем.

Громыко обладал огромным опытом и, кроме того, научился, и это, пожалуй, самое главное, последовательно, мужественно, стойко отстаивать интересы нашего государства. Мир знает Громыко, мир с ним считается, и не случайно на его счету немало крупнейших дипломатических побед.

Возможно, некоторым Громыко казался слишком задержавшимся на посту министра иностранных дел, но это — уникальная личность, и потому не случайно его столь длительное пребывание на посту министра.

Шеварднадзе, разумеется, никогда не дотянет до Громыко, и мы поставим этого человека в крайне неловкое положение, поэтому есть смысл поискать другого.

Кроме того, как мне представлялось тогда, очень важно, чтобы на посту министра иностранных дел был представитель наиболее многочисленной национальности, населявшей Советский Союз. В данном случае желательно, чтобы им был русский.

Мне показалось, что я убедил Чебрикова. Он сказал, что обязательно переговорит с Горбачевым, во всяком случае, он разделил мои соображения.

Однако через пару дней вышел указ, а до этого решение политбюро ЦК КПСС, и вместо Громыко на пост министра иностранных дел был назначен Шеварднадзе.

Позже я много раз вспоминал свой разговор с Чебриковым и очень жалею, что не вышел сам на Горбачева. Правда, особых возможностей прямого выхода на него у меня тогда не было, однако ради такого случая можно было бы попытаться это сделать.

По отзывам товарищей из Министерства иностранных дел, Шеварднадзе очень тяжело входил в дело. Он понимал, что не все вопросы можно решить с ходу, а гордость и самолюбие делали свое дело, и потому он рассматривал проблемы с налета, быстро принимал решения, порой не просчитывая, к каким последствиям они могут привести.

Вот эта черта — быстро принимать решения, не разобравшись во всех деталях и, самое главное, не оценив, к каким последствиям это может привести в будущем, была характерной для Шеварднадзе. Эта особенность превратилась в стиль его работы, распространилась на все возглавляемые им ведомства, что принесло огромный вред нашему государству. При подобном стиле оказывался невостребованным большой интеллектуальный и профессиональный потенциалы коллектива дипломатов, превращавшихся в простых исполнителей, а то и просто созерцателей.

На посту министра Шеварднадзе казался работоспособным, контактным, встреч у него с различными людьми было много. Создавалось впечатление, что он искал решения проблем, правда пренебрегая фактором времени, торопя развитие событий, а это, как известно, в его положении было непозволительно. Ведь иногда есть смысл не торопиться с выводами, а положиться на время, которое само рассудит и разложит все по полочкам.

Проблем накопилось немало, все они были разные, требовался учет различных факторов и позиций многих стран. Огромный объем — отношения с ведущими капиталистическими странами. Советский Союз заявил о желании развивать их, но несовместимость интересов преодолеть куда труднее, чем кажется на первый взгляд, поскольку они нередко носят или объективный характер, или устойчиво субъективный.

Уступки и компромиссы — других посылок справедливого решения накопившихся противоречий в отношениях между странами нет. И вот вместо кропотливого поиска решений, учитывающих интересы сторон, Шеварднадзе, конечно вместе с Горбачевым, инициировал обвальный процесс односторонних уступок, сдачи позиций, точно по пословице: «Лиха беда начало!» Советский Союз снял многие возражения на переговорах по разоружению, дело сдвинулось, однако наши оборонные позиции были в опасной мере ослаблены. По многим направлениями мы не получали конкретных и твердых договоренностей, подкрепленных гарантиями.

С социалистическими странами решили идти врозь в стремлении быстрее развязать международные узлы и прийти к согласию. Социалистическое содружество стало разваливаться, словно карточный домик. Наши друзья начали превращаться в оппонентов.

Шеварднадзе, как министр иностранных дел, был в центре международных событий, всей внешней политики Советского Союза. От него, разумеется, зависело многое, но до определенного времени положение спасало то, что решения принимались коллективно, тщательно обсуждались и опасных сбоев не происходило.

Политбюро продолжало держать вопросы внешней политики в своих руках. Кстати, Громыко считался с высшим партийным органом, и не было случая, чтобы он не прислушался к мнению политбюро.

В то время кое-кому, и прежде всего Горбачеву и Шеварднадзе, казалось, что дело движется медленно, на достижение договоренностей уходит слишком много времени, если в срочном порядке не пойдем на соглашения, то дальше будет хуже, придется идти на еще большие уступки. Утверждалось, что наша «неуступчивость» мешает развитию отношений с США и другими странами в иных областях, и прежде всего в торгово-экономических.