Джек/Фауст - Майкл Суэнвик

- Фауст!

- Фауст! - скандировала толпа, приветственно потрясая кулаками. Они размахивали целым лесом одинаковых флагов: красное поле с белым кругом, внутри круга - стилизованный черный кулак.

- Фауст!

- Фауст!

- Фауст!

Их крики сотрясали небо.

По окончании его речи день представлял собой гипнотически однообразное зрелище. Мимо Фауста, поднимая пыль, проезжали личные автомобили. Затем танки. Средства, перевозящие ракеты. Солдаты в черной форме бесконечными рядами проходили мимо, чеканя шаг. Ассоциации ветеранов, женский вспомогательный полк; профсоюзы инженеров железных дорог, Общество космических полетов, молодежные организации - все проходили сплоченными отрядами. Когда наступил вечер, везде вокруг разожгли костры. Но люди по-прежнему шли и шли, похожие друг на друга, анонимные, дисциплинированные.

От долгого стояния у Фауста начали подгибаться ноги.

Ему принесли стул, и он, усталый и изможденный, уселся. Тьма обступила его. Он ощущал запах парусины и древесных опилок. Стенки шатра трещали и раздувались от крепнущего ветра.

«Уже почти полночь», - сказал Мефистофель.

Фауст опустил взгляд на свои ослабевшие руки. Они были бледные и в пятнах.

- Я чувствую себя таким старым. И усталым.

«Этого вполне следовало ожидать. Век на исходе. Работа твоей жизни близка к завершению».

- Работа… жизни?

- А ты полюбуйся.

Раздалось бум , смахивающее на гром; ветер сорвал шатер и швырнул его прямо в небо. Что скрывалось - открылось: мир крови, жестокости и вселенской бойни. Фауст по-прежнему был на поле, где проходил парад, но теперь повсюду по равнине виднелись серые бетонные бункеры и военные сооружения. Земля имела мрачный вид, многократно перепаханная металлическими гусеницами.

Все пришло в движение. Его армии двигались стремительными потоками, но теперь не для церемонии, а отправлялись на войну. Мимо громыхали транспортные машины. Он увидел пусковые реактивные установки, танки, управляемые ракетоносители, конвои с боеприпасами, напалмом, химическим и биологическим оружием, а наверху бомбардировщики, боевые истребители, беспилотные самолеты, надчеловеческие робототехнические технологии массового уничтожения. Целые реки солдатских шлемов потекли в ночь.

- Неужели это конец? - разочарованно осведомился он.

«О, до конца еще далеко. Расширь свое воображение».

Его видение простерлось в будущее.

За линией горизонта один за другим вздыбились огромные светящиеся облака, так внезапно, будто разом вспыхнуло огромное количество лампочек. Они поднимались в небо, каждое - ярче солнца, и еще больше таких же всплывали далее в бесконечном изобилии: смерть и изничтожение становились величественными и лучезарно красивыми.

Увидеть это взглядом было невозможно. Его глаза сожгло бы и ничтожной долей света этого зрелища, они лопнули бы и испарились, а веки почернели. Однако мысленно он понимал происходящее, и пепел всего, что было прежде на самом густонаселенном континенте, медленно опускался на то место, что звалось Европой.

- Еще! - закричал Фауст. - Еще света! - Он замахал руками, будто дирижировал симфонией, наблюдая за доведенными до белого каления и тающими углями, отдающими накопленную когда-то давно энергию. - Больше света! Дайте больше света! - Он подпрыгивал и выкидывал коленца, обезумев от восторга. - О, я принесу им свет! Я научу их свету, расскажу о нем всю правду! Только внимательно слушайте меня.

Затем - внезапно - все исчезло.

Фауст нисколько не состарился. Сильный и здоровый, мужчина в расцвете сил, он стоял на берегу Пегница. Назойливые мухи мирно проносились мимо в пыльном золотом свете раннего вечера. Гудели фабрики. Наступила осень, и теперь у него во всем мире не осталось ни одного последователя.

Мир казался холодным и мрачным.

- Мефистофель! - позвал он громко. - Я могу доверять твоему видению вещей? Неужели это везде так? Это неизбежно? Можешь ты обещать мне, что я доживу и увижу это?

Ответа не последовало. Мефистофель укрылся в тишине и молчании. Фауст ощущал его энергию где-то в самой сердцевине своего существа: постоянный узел несогласия, непрестанный приступ тщеславия, сосущий под ложечкой голод отмщения всем тем, кто относился к нему с такой злобой и жестокостью. Но голос демона он больше не слышал.

Равно как не чувствовал, что его не хватает. Фауст понимал теперь, что совершенно не важно, происходит ли его сила от контролируемого извне могущества или нет. Знание находилось внутри него; оно являлось к нему всякий раз из каких-то скрытых источников. Оно показало ему его собственную судьбу. И этого было достаточно.

Признаться, он не сумел бы добиться всего этого в одиночку. Но он не мог бы требовать этого и от союзников и подчиненных. Его слова падали на благодатную почву. Он всего лишь озвучивал то, что сам хотел сказать и о чем никто больше не осмеливался задуматься. Он точно знал, что надо сказать.

Он страстно стремился к этому.

Фауст сжимал и разжимал кулаки, размышляя о всем том будущем, что беспомощно лежало перед ним с раскинутыми ногами, доведенное побоями до полной покорности. Ожидая его очищающего гнева.

Это было бы не сложнее, чем запустить ядерную реакцию - едва критическая масса достигнута, все остальное происходит само собой. Он уже вступил на последний путь. Даже все демоны ада теперь не способны заставить Фауста сойти с него. Сами небеса не в силах остановить его.

При этой мысли в нем вдруг стала расти и усиливаться извращенная радость. Действительно, небеса! Впервые за многие месяцы Фауст рассмеялся.

- Пусть Бог поможет им! - вскричал он. - Бог да поможет им всем!