Джек/Фауст - Майкл Суэнвик

- Из бесценного, но известного слишком многим кувшина Боэм с помощью молота сделал брусок и расплавил в изложнице, и стоил этот брусок… о, смешно сказать, какие ничтожные деньги принесла эта болванка. Содержимое кувшина он отдал в залог, а деньги потратил, и что же осталось от наследства твоего прапрадеда? Только твои воспоминания. А после твоей смерти получится, будто вовсе ничего не было.

- Прошу вас, выслушайте меня, - Натан оказался вдруг между Фаустом и своим ребенком. - Уж не знаю, что вам надо и зачем вы явились сюда, но… сберегите мою жену! Сберегите моего невинного малыша!

- В это место ты угодил по своей воле! Вы ведь могли бы спокойно вернуться в Польшу. Там была бы еда, одежда, деньги на уголь, когда наступит зима. Разве не злоба и зависть заставили тебя рисковать жизнью своей семьи в этих химерических поисках?

- Прошу вас! Вы представить себе не можете, сколько нам довелось выстрадать…

- Что знает еврей о страдании? - Фауст сплюнул на пол. - Вот всё, что я могу сделать для вас - и это больше, чем сделал ты сам!

Натан с несчастным видом смотрел в пол.

- Это христианский предрассудок, - проговорил он, - что, будучи распинаемыми, евреи могут только пускать слюни. Я могу ужалить так же, как любой другой.

- Так ты ученый, не так ли? Что ж, тогда, рабби, давай-ка, проверим. Плюнь мне в лицо! Посмотрим, посмеешь ли ты! А? А? Нет, по-моему, не посмеешь. - Фауст поднялся. Открыл ящик возле умывальника и достал нож.

- Что вы собираетесь делать?

- А как ты думаешь? - Фауст крепко приложил нож к столешнице и с силой провел им, оставляя в дереве неглубокую канавку. - Хочу рассказать тебе историю Авраама и Исаака. - Он сделал ножом прорез поперек первого, чтобы получился крест. - Вот. Я сделал тебе алтарь.

Он протянул нож рукояткой вперед.

Натан в ужасе отпрянул.

- Не знаю, что вы обо мне думаете. Но клянусь, я не сумею причинить вред собственному сыну.

- Но ты же привез его сюда , не так ли? - промолвил Фауст, сделав большой глоток из стакана.

- Я не знал, что выйдет так!

Фауст с отвращением швырнул нож через стол. Тот упал в умывальник.

- Подсознание, - произнес он, - коварная штука. Иногда оно требует того, что сознательный разум принять не способен. Человек, который сомневается в верности своей жены, например, может совершить нечто, чего он вовсе не хотел, ради того чтобы это проверить. - Он пососал коренной зуб. - Ну что ты смотришь с таким ужасом? Я знаю, что у тебя в подсознании. Знаю, чего ты тайно хочешь.

Натан повесил голову.

- Все люди грешны по природе, - произнес он. - Но…

- Тебе бы хотелось, чтобы я трахнул твою жену, верно? - Фауст вытянул ногу и качал колыбель, пока ребенок не захныкал. Рахиль со страхом вытащила его и прижала к груди. Наверху снова затопал сосед, но Фауст не обращал на это внимания. - Скажи , что хочешь этого!

Крепко зажмурившись от унижения, Натан произнес:

- Я хочу, чтобы ты трахнул мою жену.

- Попроси меня это сделать.

- Прошу тебя.

- Тебе бы хотелось, чтобы я трахал ее до тех пор, пока у нее не пойдет кровь. Скажи это!

Теперь Натан откровенно рыдал, слезы потоком струились по его щекам.

- Зачем? Какое же зло я когда-то совершил, чтобы заслужить такое? Зачем ты делаешь это с нами?

- Глупец. Вовсе не зачем . Это слово - семантическое заблуждение. Спроси меня как , и я сумею указать причину и следствие, ведь одно ведет к другому; алкоголь действует на мозг огорченного человека, дверь недостаточно хорошо защищает, люди в доме изолированы от всего человечества страшной тайной их предков.

Он хлопнул стаканом по столу.

Натан заново наполнил его.

Фауст выпил.

- Но вопрос зачем , - продолжал он, - подразумевает, что все случается для какой-то цели, однако это вовсе не так. Не существует ни какой-то конечной цели, ни специальной последовательности, ни особого назначения событий. Мир - это унылая пустыня полной бессмысленности, и в ней разум бесполезен. Существует только слепой ход событий.

Он вглядывался в унылые ландшафты будущего, пока Натан наполнял следующий стакан, а потом - следующий и следующий.

Теперь он видел все очень отчетливо, без обмана и без надежды. Это был хрустально прозрачный мрак души.

Когда он пробудился, евреи уже ушли. Они взяли то, что смогли унести в руках, и спешно скрылись в ночи.

Он чувствовал себя ужасно, но лучше, чем ожидал. «Выпей воды, и тебе станет лучше, - подумал он, - ведь ты проспал двадцать восемь часов». Впрочем, это говорил в нем Мефистофель. Теперь он без труда отличал мысли демона от своих. От этого он ощутил боль. До чего же он был наивен.

По указке Мефистофеля он выпил воды, вымыл лицо, привел в порядок одежду и отправился к аптекарю. Там он угрозами заставил владельца составить из различных лекарств и витаминов эликсир, чтобы моментально возвратить телу храбрость и силу. Только дух все еще запаздывал.

После прогулки в голове несколько прояснилось.

- Что ж, хорошо.

Фауст послушно добрался на трамвае до окраины города. Оттуда он отправился по дороге далее, в сельскую местность. Мостовую сменил проселок. Через несколько миль от дороги ответвлялась тропа, по которой он через фермерские угодья и рощу черных дубов вышел на луга.

Сверчки приветствовали его стрекотом. Маленькая бело-желтая чешуекрылая бабочка выискивала среди колючек и острых стручков мертвой растительности все еще благоухающие, но уже принявшие осенние оттенки цветы. Жужжали пчелы. Небо было голубым, с умеренным, как сказал бы джентльмен-фермер, количеством плывущих по нему облаков. И при этом не по сезону тепло.

«Надо отдохнуть, - решил он. - Сяду-ка я и расслаблюсь».

Фауст опустился на ароматную зеленую травку, от которой шел запах арабских пряностей и сладкий душок гниения. Вокруг него торчали какие-то коричневые палочки. Он подождал, хотя чего - сказать не мог. Он был совершенно лишен амбиций. Он мог сидеть здесь вечность.

Проклятая Гретхен! Чертова грязная сука! В ад ее навеки! Он отказался от всего - всего! - ради нее. И все же, движимая какой-то порочной и нездоровой философией, она добровольно покончила с жизнью, когда ее уже были готовы освободить. Омерзительно! Такова уж гадкая извращенность женщин - им дается возможность, а они неизбежно выбирают смерть вместо жизни.

И что толку? Сделанного не воротишь, и следует выбросить это из воспоминаний. Вся усталось мира свалилась на Фауста. Он лег на спину, заложив руки за голову. Здесь, на этом простирающемся куда-то вдаль луге, где тростники превратились в тонкие копья, а листья засыхали и сворачивались в коконы, он слышал целый хор щебетания, потрескивания и стрекотание насекомых. Это криками и всевозможными феромональными трелями изощренные в своей жестокости соперничающие стороны обманывали друг друга, заманивая в ловушку, ради убийства или ради секса.