Любовь и голуби - Владимир Гуркин

Игнашка. Вот чтоб там просьбы всякие мне – в последний раз. Надевай, даже еще лучше: понеприглядней будешь. Куда пошел?

Иван-царевич. За деревом повяжу. Можно?

Игнашка. Не сбежи там!

Иван-царевич. Слово дал – не сбегу.

Игнашка. Вот эта дурость ваша мне не нравится. Я, что ж, тоже теперь слово держать должен?

Иван-царевич. Если решил сыном царским зваться – должен.

Игнашка. Беги, надевай свой плат.

Спрятался за деревом Иван-царевич.

Пережуе-ом. С умом да с оглядочкой… Дал слово царское, все ему верят, а ты: р-раз! Вкруг себя обернулся: ниче не знаю, ниче не говорил. Вы что-о! Большую выгоду можно получить. Эх, поглядеться не во что. Ивашка! Погляди на меня!

Вышел Царевич с платом на голове.

Как я, хорошо?

Иван-царевич. Хорош.

Игнашка (смеется). Ты тоже. Еще лицо грязью замажь.

Испачкал Игнашка Царевича, тот совсем какой-то чухонец стал.

Не поймешь: мужик ты или баба, и ничего царского в тебе не осталось.

Иван-царевич. Осталось.

Игнашка. Что?

Иван-царевич. Слово данное.

Игнашка. Смотри не откажись от него. Да болтай поменьше.

Иван-царевич. Знаешь сам: крепко слово мое.

Игнашка (довольный). Зна-аю. Потому и я в царевичи накрепко записался. Вольность тебе маленькую дам: сымай плат с головы, не позорься.

Иван-царевич. Не могу, Игнаш… Игнат-царевич.

Игнашка. Почему не можешь? Как-то мне подозрительно кажется… За дерево спрятался… Ты там, в голове, может, что хранишь? Может, записку какую-нибудь?

Иван-царевич. Ничего не храню. Не трогай плат мой.

Игнашка. Зачем за дерево уходил? Не штаны надевал, не от девки прятался…

Сдернул Игнашка плат с Царевича, обмер от изумления.

Е-о мое-о! Царе-евич… Это ка-ак? Это отку-уда?

Иван-царевич. Не говори никому. Прошу тебя.

Игнашка. Э-э!.. Золотой человек, однако, вызолотил… За волю свою. А мне чего делать? В какую хочешь чуду-юду тебя одевай, все меченый будешь. Поглянешь на тебя, сразу видно – не слуга.

Иван-царевич. Плат буду носить, никто не узнает.

Игнашка. Ты тогда его покрепче завязывай. И находись всегда там, где я тебе велю.

Завязал опять Царевич плат на голове.

Иван-царевич (беспокойно). Слышишь?

Игнашка. А?

Иван-царевич. Слышишь?

Игнашка. Топочет кто-то?

Иван-царевич. Кусты трещат…

Игнашка. А дышит-то как… Ох, матушки мои…

Иван-царевич. На человека не похоже…

Игнашка. Пропал я… Господи… Сюда бежит!

Иван-царевич. Лезем на дерево. Скорее!

Игнашка. На дерево… На дерево… Куда?! Я первый!

Влезли Царевич с Игнашкой на дерево. Совсем близко кусты затрещали, совсем близко затопало. А дыхание густое слышится, с рыком звериным. И выскакивает на поляну зверь – не зверь, человек – не человек: голова кабанья, черная, тело вроде человеческое, росту высоченного, шерстью заросшее, а без хвоста, ноги – копытами. И тащит то страшилище на загривке девушку в рубашонке белой и в беспамятстве. Остановилось страшилище, принюхалось да как заорет! Листья с дерев посыпались. Еще какое-то время постояло да как топанет, как грохнет ногой: из-под копыт дым повалил, и провалилось страшилище с девушкой в бездну непонятную. Переждали Царевич с Игнашкой, когда дым развеется, слезли кое-как с елки ни живы ни мертвы.

Игнашка. Бе… Бе… Бе…

Иван-царевич. Бежим!.. Подальше от этого места…

Игнашка. Не могу. Ноги не слушаются…

Иван-царевич. Садись ко мне на спину. Бежим скорее.

Присел Царевич перед Игнашкой, ухватился тот за шею, и поволок его скоренько Иван-царевич от места проклятого. Тут я советую отдых зрителям устроить: пирожну съесть, кофе-соком страх залить.

Теперь мы будем в соседнем царстве-государстве, в другом дворце, в других покоях. Вот вбегает в покои красавица бойкая Катерина-царевна, за ней Кока, мать ее крестная. Катерина шнырь за колонну, Кока туда-сюда – найти не может.

Кока. Катюшка! Куда подевалась? Загоняла крестную. Подай голосок! Катю-уша-а! Выходи, головку приберу. Растрепалась, наверное. Войдет царевич, увидит, запереживает: это она, что ли, невеста моя? Это мне на такую лахудру всю жизнь любоваться? Пойду-у. Где-нибудь себе другую присмотрю: гладенькую, спокойную.

Вышла Катерина, рассердилась маленько.

Катерина. Ну и пусть. Может, он совсем и не тот царевич.

Кока. То-от! Как не тот?! С той стороны, с нагаданной, из-за тех лесов, из-за тех болот.

Заплетает Царевне косу, приговаривает:

Ты очень не привередничай с ним, шибко не гордись, но и себя соблюдай, честь царскую, девическую помни. Сейчас какие-то царевны непутевые пошли: глаз как следует в дружка не положила, румянец на щеку еще не взошел, она уже по углам с ним шебуршится. Чмок да чмок… Разве это дело?

Катерина. Могу вообще на него не смотреть.

Кока. Как бриллиант будь: свети, да не грей. Гость – неудобно. Вдруг от него помощь нашему несчастному царству-государству сподобится. Не вороти нос, не вороти.

Катерина. Крестная, мне шестнадцать лет… Все учишь и учишь.

Кока. Кто ж тебя, царевну мою, поучит? Ни батюшки, ни матушки. Кроме крестной и поласкать-поругать некому. Слава богу, успели косу уложить. Вон царевич со слугой уже до тебя бегут. Растопырь бровки, улыбнись.

Катерина. Не хочу улыбаться!

И входят к ним Игнашка с Царевичем. Игнашка, дурачок, по привычке сразу бух на коленки.

Кока. Что с тобой, батюшка?

Игнашка. Здрасьте.

Иван-царевич. Запнулся, Игнат-царевич? Вставай.

Игнашка. А? Хо! Забыл! Ага, запнулся.

Кока. А я, грешным делом, удивилась: почто это у гостя звания царского ухватки холопские.

Игнашка. Да не-е. Запнулся. Это вот он мой холоп. Хочите, спросите у него.

Катерина. Игнат-царевич, почему у вашего холопа на голове плат повязан?

Игнашка. Да как вам сказать, царевна?.. Плешивый он у меня. Совестно без волос на люди показываться. Разрешил, видите, ему плат носить. А что, я добрый.