Ведьма и инквизитор - Нерея Риеско
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне известно, что вас ежедневно посещают нечестивые мысли и желания, ради которых вы готовы нарушить заповеди Божьи. — Доминиканец громко шлепнул по кафедре ладонью, потому что заметил, что один прихожанин на последнем ряду начал клевать носом. — Неудивительно, что Господь покарал вас, ибо вы несете на своих плечах бремя грехов и сомнительных поступков. Пришло время вернуть себе расположение Господа! — И он помолчал несколько больше времени, чем требовала подобная фраза, в намерении потрясти до основания души слушателей.
Народ начал ерзать на скамейках, и Саласар забеспокоился, видя, какой оборот принимает проповедь: доминиканец мог свести на нет все его усилия, направленные на умиротворение страстей. Он с беспокойством взглянул на Иньиго и Доминго, и те встали по обе стороны кафедры, ожидая его знака.
— Или, может быть, вы думаете, что град, гром, молнии, дьявольские ветры и неубранные урожаи всего лишь стихийные бедствия? — продолжал витийствовать священник. — Вот уже четыре месяца, как наши несчастья перестали быть порождением природы. Эти бесчисленные беды наслали на вас ведьмы! — Кровь бросилась ему в лицо, и он прищурился, выискивая в толпе лица четырнадцати женщин, которые, по общему мнению, имели отношение к колдовству, а когда нашел, вперил в них свой горящий взор и закричал что было сил: — Вот кто виноват во всех наших несчастьях! Это они, они!
Саласар кивком подал знак Доминго, и тот встал рядом со священником. Он хитростью заставил его замолчать и сам продолжил его проповедь, стараясь смягчить ее апокалиптическое звучание. А Иньиго тем временем осторожно и незаметно для окружающих увел доминиканца в ризницу. Там его поджидал Саласар, который предложил ему взять себя в руки и воздержаться от обвинений, которые могут возбудить в населении ненависть к соседям и вызвать нежелательные последствия.
— Я только предупреждаю их, чтобы нечистый не захватил их врасплох, — возразил доминиканец.
— Из чего я заключаю, что у вас имеются факты, доказывающие, что урожаи погибли не по вине непогоды, что столб дыма, который, как люди говорят, превратился в дьявола в день моего приезда, не был коллективной галлюцинацией, вызванной подобного рода проповедью, — саркастически улыбнулся Саласар. — На нас возложена величайшая ответственность, святой отец, и она заключается в обеспечении пастве нашей душевного спокойствия, а не в нагнетании напряженности. Проповеди вроде вашей приводят к противоположному результату: они запугивают людей, которые начинают искать, кого бы обвинить в своих несчастьях. Докажите мне, что во всех бедствиях, обрушившихся на этот край, виноваты ведьмы! Сделайте это, и я вам поверю, даю слово, только представьте мне хотя бы одно доказательство. Только одно! Одно-единственное доказательство.
Доминиканец молчал. Он не мог этого сделать, потому что у него не было ни одного факта. Его обвинения строились на уличных слухах. Саласар вернулся в резиденцию сразу после того, как закончил объявление эдикта. Он страшно устал, однако не смог отправиться в опочивальню, так как пришла кухарка и сообщила, что его кто-то ожидает в библиотеке. Едва он открыл дверь, как в нос ему ударил запах затхлости — предвестие вражды. Человек двинулся навстречу Саласару и протянул ему руку.
— Я прокурор Сан-Висенте, — представился он. — Ваши коллеги в Логроньо попросили меня сделать сообщение о Визите.
— Сообщение? — переспросил Саласар.
— Сеньоры инквизиторы весьма озабочены известиями, поступающими в Логроньо. Я имею в виду ваш подход к делу, те методы, которыми вы, ваше преподобие, изволите пользоваться в отношении сатанинской секты. Судя по всему, они уже сообщили о своих сомнениях в Верховный совет инквизиции, но хотят, чтобы независимое лицо… — Говоривший сделал каменное лицо и пояснил: — Кто-то беспристрастный составил сообщение о Визите.
Саласар пожалел, что не обладает дипломатическими способностями, поскольку как раз теперь они бы ему весьма пригодились, чтобы скрыть неприязнь, которую этот человек вызвал у него с самого первого мгновения. Посетитель поинтересовался итогами последних недель, и инквизитор проводил его в опочивальню, где хранил документы. Сан-Висенте выбрал наугад первый лист, лежавший на столе, осторожно взял его за уголок и, достав из кармана небольшие очки, скользнул взглядом по тексту.
— Сколько информации, — заметил он, еще не закончив чтения.
— Это утверждение или вопрос? — вскинулся Саласар.
Прокурор изобразил циничную улыбку и обошел комнату, бесстрастно осматривая углы и стены, время от времени пробегая глазами по документам и всем своим видом стараясь показать, что не придает им особого значения.
— Мне уже говорили, что вы, ваше преподобие, человек в высшей степени аккуратный. Все записываете, все стараетесь держать под контролем. Вижу, что мне говорили правду.
— Полагаю, в том и заключается моя миссия: смотреть, проверять, сообщать. А что, собственно, вы здесь ищете? — поинтересовался Саласар.
— Я всегда говорю, что нет большего слепца, чем тот, кто не хочет видеть, — пробормотал прокурор Сан-Висенте, сохраняя на лице ехидное выражение. — И этот недуг поразил даже самых святых людей. Видите, даже один из учеников Господа нашего, — он возвел очи к небу, словно взывая к его обитателям, поскольку ему не хватало земных доказательств, — вынужден был вложить в раны персты.[20]Да-да, я всегда это говорю: нет большего слепца, чем тот, кто не желает видеть.
— Наверное, это правда, если вы это утверждаете, но все-таки что вас сюда привело?
Прокурор Сан-Висенте со скорбным лицом подошел к Саласару, взял его руку в свои. Они были такими влажными и холодными, как рыба.
— Я здесь, чтобы помочь вам увидеть, — торжественно объявил он.
— Увидеть что?
— Нечистого. Он кружит совсем близко, только ваши глаза его не видят.
— Я хорошо вижу, спасибо, — возразил Саласар, высвобождая руку. — Как вы можете заметить, я не нуждаюсь в очках, чтобы читать, поэтому был бы вам признателен, если…
— Перестаньте играть со мной в кошки-мышки, ваше преподобие. — Покровительственный тон, которым до сего момента пользовался прокурор Сан-Висенте, стал явно враждебным и агрессивным. — Я приехал, потому что ваши коллеги из Логроньо, инквизиторы Валье и Бесерра, встревожены. Нас всех беспокоит абсолютное попустительство с вашей стороны в отношении того безобразия, которое творится вокруг.
— Не знаю, о каком таком попустительстве вы говорите. Я всего лишь занимаюсь расследованиями и работаю с объективными данными. Если вам кажется попустительством, когда к исповедям подходят, отбросив догадки, предрассудки и энтелехию, что же делать, mea culpa.[21]Абсолютное попустительство, говорите вы? Однако не все думают так, как ваше превосходительство и мои коллеги Валье и Бесерра. В своем последнем письме главный инквизитор поздравил меня с проделанной работой.