Четыре войны морского офицера. От Русско-японской до Чакской войны - Язон Туманов

Это интересное плаванье изобиловало соблазнами не только для господ офицеров, но и для команды, и, строго придерживаясь принципа равноправия в таком, непредусмотренном морским уставом деле, как загибание у ревизора, он снабжал авансами и младшую братию корабля, носящую фуражки и с козырьками и без козырьков, но с ленточками, на которых блестело золотом слово «Хивинец». Размер загибов был, конечно, в строго пропорциональном соответствии с получаемым содержанием, и скромная жизнь для уплаты долгов во время грядущей стоянки на Крите предстояла, на более или менее длительный период, одинаково для всех чинов этого корабля Его Величества.

В Рим поехали – командир, ревизор, штурман, Чиф и доктор. Этот последний был единственным, который мог позволить себе эту роскошь без предварительного длительного и деликатного разговора с ревизором.

Вели они себя в Риме как самые скромные туристы, отдавая предпочтение больше развлечениям для ума, нежели для сердца, каковые, как известно, обходятся значительно дороже первых. Форум и Колизеум, собор Св. Петра и башня Св. Ангела обошлись им поэтому много дешевле, нежели купанья на Лидо с завтраками и обедами с интересными дамами. Завтракали и обедали они, конечно, и в Риме, но делали это в скромных ресторанах тех самых отнюдь не первоклассных отелей, где они остановились, и не позволяли себе не только никаких Мумов или Клико, но даже остерегались «Aste Spumante» и довольствовались скромным и доступным для их отощавших карманов кьянти.

Стоянку в Анконе пришлось сократить ввиду предстоящего обещанного черногорскому королю захода в Антивари, и через два дня скорый поезд Рим – Анкона мчал уже наших туристов обратно.

На пути из Анконы в Антивари, пересекая Адриатику, заглянули на пути на остров Лиссу, каковое название также грустно звучит для слуха итальянского моряка, как слово Цусима – для русского. Когда «Хивинец» бороздил голубые воды, омывающие берега этого мирного тогда острова с мягкими очертаниями холмов, покрытых кудрявыми кущами деревьев, с рыбачьими деревушками в глубине своих бухточек, никому из русских моряков не приходила в голову мысль, что недалеко уже время, когда эти мирные берега вновь будут охвачены пожаром войны, и когда лежащий на дне уже много лет, обросший водорослями «Re d’Italia» будет отомщен потомками тех, кто нашел на нем свою могилу.

Вот уже голые горы, окружающие антиварийский рейд, отвечают эхом на гром салюта хивинских орудий. Вслед за ним, откуда-то, из глубины бухты, грохочет ответный салют из пушек, кажется, специально доставленных для этой цели из Цетинье.

«Хивинец» – в водах Черногории.

В тот же день маленький поезд узкоколейной железной дороги, составленный из крошечных вагончиков, толкаемый двумя паровозами-кукушками, пыхтя, везет русских гостей в столицу.

В гости к королю едут все офицеры во главе с командиром: на корабле остались лишь старший офицер и штурман.

Дорога вьется зигзагом, взбираясь на высокую гору. Поезд тащится так медленно, что иной раз можно выпрыгнув из вагона, зашагать, не отставая, с ним рядом. Если высунуть из окна голову и взглянуть вверх, то можно видеть несколько зигзагов, по которым еще предстоит проехать, или узреть черную пасть туннеля, в который войдет игрушечный поезд.

Долго виден далеко внизу серый силуэт «Хивинца». Вот он уже выглядит ореховой скорлупкой в блюдце густо подсиненной воды. Поезд долго и пронзительно свистит, влезая в туннель. В вагоне быстро темнеет все больше и больше, на короткое время наступает кромешная тьма, сейчас же вновь начинает светлеть за окнами, и вот уже глаза жмурятся от яркого солнечного света.

Уже не видно ни «Хивинца», ни моря. Поезд, ускоряя ход, катит по высокому плато, черному и безжизненному. Всюду – скалы и черный камень. Воистину – Черногория!

Вдали блестит голубая полоска. Это – озеро Скутари. На двух противоположных берегах озера – два крошечных черногорских городка: Вир-Назар и Рьека. Русские гости переезжают озеро на небольшом моторном суденышке, и на противоположном берегу занимают места в приготовленных для них экипажах.

– С Богом! – говорит сопровождающий их черногорский офицер, в совсем русской военной форме, кроме большой, нерусской звезды на погоне, да не русской кокарды на фуражке. Щелкают бичи, и кони сразу же берут резвой рысью, звонко цокая подковами по гладко укатанному черному шоссе.

Тот же самый «Гранд Хотел», в котором русские моряки останавливались с месяц с небольшим перед тем, вновь гостеприимно открывает перед ними свои двери Знакомый уже им военный агент полковник Потапов вновь, но уже веселее, сопровождает их в королевский конак.

Офицеров вводят в небольшую, очень скромно меблированную комнату, где произойдет представление их королю. Высокий, худой, в стареньком, потертом штатском сюртучке, по-видимому, церемониймейстер короля, указывает им, где стать, и уходит в одну из дверей, ведущих во внутренние покои. Оставшись одни, офицеры тихо переговариваются. Они немного волнуются, чувствуя себя провинившимися перед королем Николой. Вот вновь открывается дверь и появившийся тот же старичок-церемониймейстер торжественно произносит:

– Sa majeste, le roi.

Моряки, звякнув саблями, замирают, вперив взор в оставленную открытой дверь.

Слышны быстрые тяжелые шаги, и в дверях появляется высокая полная фигура короля. Он одет в живописный черногорский костюм; на шее – большой белый крест русского ордена храбрых – Св. Георгия. Лицо короля, с крупными чертами, с большим мясистым носом, с живыми, черными, под густыми бровями, глазами, добродушно улыбается. Он здоровается с полковником Потаповым, который представляет ему затем стоящего на правом фланге командира. Король жмет ему руку и говорит по-французски, что он очень рад, что «Хивинец» исполнил свое обещание и пришел в Антивари. Внимательно наблюдающим за ним офицерам чудится в улыбающихся глазах короля не одно только добродушие, но и насмешка.

Командир «Хивинца» держится с большим достоинством и спокойно разговаривает с королем; да иначе и быть не может, ибо он не только командир русского военного корабля, но и флигель-адъютант русского императора.

Обменявшись с ним несколькими фразами, король начинает обходить офицеров, которых теперь представляет ему командир. Он протягивает каждому свою большую сильную руку и для каждого находит, что оказать и что спросить. Видя на большинстве русских офицеров боевые ордена, он, как истый воин, больше всего интересуется, где и в каких боях они их получили. Хивинским офицерам есть чем похвастать: среди них есть даже два георгиевских кавалера – старший лейтенант Бошняк, артурец, и доктор Меркушев, заработавший свой белый крестик на лодке «Кореец», в бою при Чемульпо. Беднее всех – ревизор: он цусимец, и на его груди скромный Станислав с мечами и бантом, но он надеется, что если король станет раздавать медали «За ярость», то не забудет и его.