Функция: вы - Юлия Домна

то, что он хочет. Вы же, госпожа преемник, хотели достичь истины в один отрепетированный рывок. Марш-броском троих на одного. Так не получится. Я забочусь о своих людях не меньше, чем вы о своих.

Как бы я хотел предупредить Ольгу, что госпожа-старший-председатель видит ее мысли. Что, будучи в сотне мест одновременно, сто первым она всегда избирала голову собеседника. Но я не должен был об этом знать. Как и Ольга – только-только догадываться. Вот, сейчас, буквально через пару секунд…

– Вы не имеете права… – выдавила она, еще не поняв, но уже почувствовав.

– Если вам нечего скрывать, – промолвила функция, – разве это должно вас тревожить?

Лифт остановился. Двери разъехались. Я увидел мужчину в дорогом костюме, с тонкой проседью на висках и пустой кружкой из красивого бутылочного стекла. Я узнал его. А он узнал женщину за уборочной тележкой. Судя по изменившемуся выражению лица, на утро у Лака Бернкастеля были другие планы.

– Доброе утро, – молвила функция.

– Прошу прощения, – мгновенно сообразил тот. – Я сейчас же воспользуюсь другим…

– Проходи.

Лак Бернкастель посмотрел в кружку, позволяя себе секунду задумчивого промедления. За энтропом лежал белый, абсолютно пустой этаж, будто только что очищенный от стройматериалов.

– Господин советник?

– Госпожа-старший-председатель. – Он поднял голову, оглядел нас и вежливо кивнул. – Господа преемники.

Энтроп шагнул внутрь. Двери закрылись.

Я бросил на Лака Бернкастеля пару косых взглядов, и на третий он тоже посмотрел на меня. Чуть менее косо, чуть более вопросительно. Я хотел понять, учитывая события вчерашнего дня, хорошо или плохо, что он оказался здесь вместе с нами. Но кажется, энтроп сам этого не знал.

Лифт остановился еще раз. Двери разъехались, впуская гул огромного пространства и множественных голосов.

– Ой, господин Бернкастель! – воскликнула женщина прямо перед нами и с трудом откатила тележку, на которой лежала груда офисной техники. – Прошу прощения. Я воспользуюсь…

– Воспользуйтесь, – перебила ее госпожа-старший-председатель. – И отойдите. Вы загораживаете вид.

Лак Бернкастель извинился сразу за все, и пару раз на будущее.

А вид правда был. С моего ракурса я видел оранжевые диваны, лабиринт полупрозрачных, оклеенных цветными полосами перегородок и сад античных скульптур, из увечий которых росли цветы и саженцы деревьев.

Что было в другой стороне, я не видел, но слышал компанию громко говорящих людей. Некоторое время Лак Бернкастель молча смотрел на них, затем спросил:

– Мне позвать его?

– Он заметил нас?

– Нет, – ответил энтроп, слегка наклонил голову. – Да.

Через пару секунд разговор сбился с темпа. Голоса стали удивленными. Им возразил еще один. Он был в разы ровнее, суше на эмоции, но, так как говорящие ждали именно его – я понял это по тому, как все замолчали, – даже в лифте был слышен ответ:

– Переключай слайды, и она сама себя защитит. Тебя, кстати, тоже.

Кто-то хмыкнул, другие подхватили. Лак Бернкастель отвернулся и вздохнул:

– Штатный конфликтолог не рекомендует нам совместную деятельность.

– У вас низкая эффективность в сотрудничестве, – согласилась госпожа-старший-председатель. – Но сейчас вы не будете сотрудничать.

Мужчина, которого мы ждали, подошел к лифту. На присогнутом локте его висел темно-синий пиджак. Мужчина оглядел нашу группу и узнал из нее лишь двоих, и, вросший в стену, я приложил огромные усилия, чтобы не узнать его в ответ.

– Доброе утро, господин Гёте, – молвила функция.

– Взаимно. – Отец Кристы осмотрел кабину лифта. – Буду знать, что представлять, если в приглашении не указано место встречи.

– Решила не путать вас, указывая сразу три. Проходите.

Шагнув в лифт, Роман Гёте встал лицом к госпоже-старшему-председателю – так, словно, кроме них, здесь вообще никого не было. Как и вчера, он демонстрировал степенное, низкочастотное спокойствие: позой, голосом, не-выражением лица. Как и вчера, все было неправдой. Не ложью, это я тоже чувствовал, но и… не так. Не по-настоящему.

– Господа коллеги, – молвила госпожа-старший-председатель, когда лифт снова тронулся. – Теперь, когда все в сборе, считаю нужным пояснить цель нашей встречи. Сейчас вы поднимаетесь к госпоже Кречет, где наши гости, подписавшие соглашения о неразглашении, получат ответы на все интересующие их вопросы о проекте «Эгида». Я подчеркну – все. – Функция сделала паузу. – Все вопросы, которые будут заданы.

Даже я расслышал главные условия. Спрашивать вслух и не говорить о том, о чем не спрашивают.

– Господа гости. – Функция повернулась к нам. – Пускай вас как личностей и покоробит мое решение вовлечь в переговоры иных лиц, как функции вы, без сомнения, оцените его. Позднее. Будущих много, но настоящее – одно, и здесь, в «Палладиум Эс-Эйт», мы прилагаем огромные усилия, чтобы каждый день сбывалось лучшее завтра. Вне завсимости от чьих-то личных желаний и корысти.

Я слушал ее обволакивающий голос, а думал только об отце Кристы в полуметре от себя. Пару секунд я всерьез надеялся, что он меня не узнал. Но сам факт того, что он даже не напрягся, пытаясь, – а ведь компания у меня вчера была что надо, – означал то, что он прекрасно меня помнил.

– Лак Бернкастель – мой ближайший советник и уникальный в своем роде специалист по катастрофам. Роман Гёте – операционный директор по связям с общественностью, один из кураторов проекта «Эгида». Коллеги, наши гости – функции Дедала, опосредованный вклад которого в техническую часть проекта сложно переоценить. Без него мы не имели бы сегодняшних блистательных результатов. Вот почему я хочу дать своему давнему соратнику шанс оценить плоды его щедрости, а его функциям, отринув скепсис, – найти желанную истину.

Лифт снова остановился. Двери открылись в тишину коридора со множеством одинаковых белых дверей.

– Гибель четы Обержинов открыла нам принципиально новые пути оптимизации; сочетания функций, что прежде было бесполезно сочетать. И я хочу, чтобы вы знали – сейчас каждый стоит на распутье вероятностей. Не все они станут событиями, но все включают в себя этот день, этот этаж… вашу встречу. И что-то непременно исполнится. И кто-то другой останется ни с чем. Но я прошу вас отбросить предвзятость и не избегать своей очереди, уповая на преимущество последнего хода. Лишь когда выскажутся все, мы узнаем, о чем был разговор на самом деле. Шансы равны. Любой итог будет прекрасен. Как в нашей любимой игре, правда, господин советник?

Лак Бернкастель кивнул и раскрыл ладонь в сторону коридора:

– Роман… Господа преемники… Только после вас.

Все будет хорошо, повторял я себе, выходя из лифта. Как мантру. Как единственный возможный исход. Минотавр скоро проснется. Маму Кристы ждет операция. Роман Гёте… всего лишь человек. Да, он знал правду, но в масштабе ее не видел самого важного. Что бы ни произошло сегодня, он не свяжет это с Кристой, не использует против нее. Эдлена Скрижальских – вот о ком Роман Гёте наверняка думал, намеренно не узнавая меня. До тех пор, пока не прозвучало его имя, борьба за место Обержина не была завершена.

– Удиви меня, Бернкастель, – услышал я отлаженный, как механизм, невыносимо спокойный голос. –