Чувство льда - Александра Маринина

Куда уж понятней. Ей стало неприятно и отчего-то дажестыдно. Она не обольщалась на свой счет, и когда Саша сказал, что может взятьее на работу в отдел рекламы, напомнила ему о своем «непрофильном» образованиии отсутствии опыта, но Филановский ее уверил, что рекламному делу люди учатсяне в институтах, а на собственном опыте. Она побаивалась, но он был убедителени настойчив, и эта настойчивость заставила ее согласиться: раз он так хочет,чтобы она работала в издательстве, значит, не все кончено между ними и надеждаеще остается. А с работой она как-нибудь освоится, мозги-то есть.

– Вы сказали «клубов», – напомнила Марина, пытаясьувести разговор в менее неприятное русло. – Их несколько?

– О! – Янкевич назидательно поднял указательныйпалец. – Вы зрите в корень. У нас есть еще один клуб, совсем маленький,всего три человека.

– Самые избранные? – лукаво улыбнулась она. –Лучшие из лучших?

– Точно, – кивнул он. – Избранные самимшефом. Его бывшие любовницы, которых он с завидным постоянством устраивает кнам на работу, когда перестает их трахать.

Ей показалось, что дыхание остановилось, она не могла нивдохнуть, ни выдохнуть. Вот, значит, как дело обстоит… Она-то, дура, думала,что Саша именно к ней так относится, не хочет терять, стремится удержать возлесебя, а оказывается, он со всеми так поступает. И ни с кем потом отношений невозобновляет. Значит, нечего надеяться на то, что он станет хорошим отцом дляих ребенка и будет помогать его растить. Денег, наверное, даст, но этим все иограничится. Даже если денег будет много, они не заменят ни участия, ниприсутствия, ни отцовской заботы, ни внимания, которые так необходимы детям.Неужели придется расстаться с мечтой о ребенке?

Нет, не может быть, чтобы все было так, как рассказываетэтот полупьяный тип! Он много выпил и несет какую-то ахинею. Так не бывает.

– Вы потрясающе осведомлены, – Марине удалосьвзять себя в руки и продолжать говорить вполне ровно и даже весело, хотяпоявившуюся в душе горечь она явственно ощущала полынным привкусом наязыке. – Может, покажете этих избранных? Интересно посмотреть.

– Да легко!

Он обернулся, разглядывая присутствующих, и указал накрасивую стройную женщину лет тридцати пяти, весело хохочущую в обществе ещеодной дамы и двух мужчин.

– Вот это наша Танечка, якобы корректор, последний членклуба. Хороша, правда?

– Да, – сдержанно кивнула Марина, –красавица. А еще кто?

– Давайте пройдемся, – предложил Янкевич, –отсюда плохо видно. Я вам всех покажу.

Они медленно прошлись по периметру одного зала, затемперешли в другой, постояли несколько минут в холле. Янкевич держал ее под рукуи, склонившись к самому уху, вполголоса комментировал:

– Вот эта дама – мой заместитель, на ней держатся всепродажи, она еще в советское время в «Академкниге» работала, знает всекниготорговые организации и – главное – все слабые места их руководителей.Никто так не умеет договариваться с ними и продавать наши издания, как она. Вотэта очаровательная пышечка – Светочка, первый член клуба бывших любовниц, еешеф два года назад самолично выдал замуж и был даже тамадой на свадьбе. Старухав кресле – бабка шефа, известная в прошлом актриса…

Она покорно шла рядом, опираясь на его руку, и чувствовала,как постепенно немеют ноги. Такое странное ощущение… Пол казался где-тодалеко-далеко, и каждый раз, делая шаг, Марина удивлялась, что подошвы туфельсоприкасаются с чем-то твердым и она не падает, значит, она все-таки идет, двигается.Наверное, она слишком много выпила, прогуливаясь с новым знакомцем и судорожнохватая с подносов, разносимых официантами, бокалы и стаканы со всеми напиткамиподряд, не разбирая и тут же выпивая все залпом. Вкуса того, что она пьет,Марина тоже не ощущала, пила только для того, чтобы заставить уйти этуневыносимую, мучительную горечь. А горечь все не уходила, наоборот, становиласьгустой и вязкой, словно все внутренности пропитаны дегтем. Она самоувереннополагала, что вполне справилась с завершением (как она верила – временным)романа с Филановским, и не подозревала, что ей будет так больно.

Она очень старалась быть такой, какой ее хотел виделАлександр. Здравой, хладнокровной, слегка циничной и всегда веселой. Хотя насамом деле Марина Савицкая таковой и не была вовсе, но ведь она так любилаСашу! И готова была притворяться каждый день, каждую минуту, лишь бы нравитьсяему, лишь бы не дать ему повод разочароваться и охладеть к ней. И в тот день,когда он мягко, но без колебаний завел разговор о том, что ихсексуально-романтические отношения себя изжили и естественным образом перерослив дружбу и отныне и навсегда дружбой и останутся, она не разрыдалась, не началакричать, умолять или возмущаться, она приняла его слова именно так, как он иожидал: спокойно, рассудительно и вполне позитивно. Да, он, безусловно, прав, итеперь надо постараться сохранить все то хорошее, что между ними еще осталось.Она даже улыбалась и, как ни странно, вовремя находила правильные слова иинтонации, хотя внутри у нее все заледенело. Ледяной ком мгновенно образовалсягде-то за грудиной, и от него по всему телу, до самых кончиков пальцев наногах, медленной тягучей волной разлился мертвящий черный холод. Маринепоказалось в тот момент, что у нее ноги отнялись. И только спустя несколькодней, когда ей удалось взять себя в руки и осмыслить предложение Филановскогопоступить на работу к нему в издательство, холод постепенно начал таять: еще невсе потеряно, еще можно все вернуть… Как жаль, что о своей беременности онаузнала лишь спустя пару недель после того памятного разговора! Может быть,тогда ситуация сложилась бы иначе. А если сказать об этом Саше сейчас, он можетвоспринять такое сообщение как наивный шантаж и попытку вернуть любовника.Впрочем, подобного рода рассуждения годились еще полчаса назад, а теперь все неимеет значения, потому что из слов Янкевича недвусмысленно следовало, чтоничего вернуть нельзя, и тот факт, что Марина Савицкая будет трудиться в одномздании с Александром Филановским, свидетельствует не о том, что директориздательства все еще питает к ней теплые чувства, а всего лишь о его стремлениипо-дружески помочь женщине, которую отныне не собирается содержать. Занять ееработой, чтобы не сидела дома и не жевала обиду, и дать более или менееприличную зарплату, на которую вполне можно жить, если не роскошествоватьизлишне. Весьма по-джентльменски, но не более того…

– А вы сами-то из каких будете? – имитируястаринный стиль речи, поинтересовался Янкевич. – Из друзей родственниковили из родственников друзей?

Она внезапно остановилась и выдернула руку, до того уютнолежавшую на сгибе его локтя.

– А я, – отчетливо и медленно выговорилаона, – буду четвертым членом клуба бывших любовниц.

Янкевич протрезвел буквально на глазах, отпрянул от нее,лицо сделалось багровым.

– Простите, – пробормотал он. – Я идиот. Ябог знает что тут наболтал… Простите, Мариночка.