Ложные приговоры, неожиданные оправдания и другие игры в справедливость - Тайный адвокат

Причем подается все неизменно под одним углом. И всегда одно и то же гневное негодование: «Мы катимся прямиком в ад». Опасные, безжалостные люди, живущие беззаконием, будут вырезать нас в наших кроватях, потакая своим преступным позывам с позволения леволиберальных чванливых судей, идущих наперекор воле народа и нарушающих все мыслимые правила, лишь бы сберечь своих друзей от тюрьмы. Тех, кого все-таки сажают, отправляют в никак не контролируемые лагеря отдыха, где они бесплатно смотрят кабельное и предаются сексуальным утехам на деньги налогоплательщиков – на ВАШИ деньги, – да и в любом случае они отправляются туда на недостаточно долгий срок. Вывод из этого предлагается сделать следующий: приговоры для преступников – это большой обман.

И я, раз уж на то пошло, с этим согласен. Если не со всем вышесказанным, то хотя бы с выводом.

Вынесение приговора преступникам зачастую можно приравнять к огромному надувательству общественности. Закон – десятилетия поспешного популистского законотворчества – понять невозможно. Вынесенные приговоры нередко кардинально расходятся с ожиданиями общественности, и одно и то же преступное поведение может рассматриваться совершенно по-разному даже в очень похожих между собой делах. Хуже всего то, что процесс представления уголовных приговоров сам по себе изначально недобросовестный, что связано с отсутствием какой-либо ясности относительно того, чего именно пытаются добиться те, кто устанавливает правила. Правительство никак не может определиться, какие цели преследуют приговоры, снова и снова меняя свою позицию в зависимости от направления политического ветра. На глазах общественности у государства прогрессирует шизофрения – обещая сократить количество тюрем (за счет программ реабилитации преступников, вложения денег в тюрьмы и более широкого применения альтернативных наказаний, не связанных с лишением свободы), оно параллельно дает увеличить сроки по приговорам, ужесточить условия тюремного заключения (3) и запретить заключенным читать книги (4). Тем временем единственным, на что общественность может продолжать рассчитывать, являются утвержденные в качестве отчаянной меры в 1990-х годах тюремные работы, которые продолжают существовать лишь благодаря редакторам таблоидов, на чьи дурацкие комментарии трусливые политики не смеют возразить.

Мне кажется очевидным, что с помощью существующей на данный момент системы вынесения приговоров не удается добиваться тех целей, которые, как это было внушено общественности, они должны преследовать. И она будет оставаться обманом, пока мы не заведем откровенный разговор о том, для чего нужны приговоры, чего мы хотим добиться с помощью нашей политики их вынесения, а также как этого добиться проще всего.

Если верить тому, что пишут, то вся проблема в судьях – политизированных активистах, чьи политические идеалы напрямую отражаются на выносимых ими приговорах. Как следствие, последним не хватает единообразия, и доверие общественности тает.

Причем было бы глупо отрицать влияние личного фактора на судебные решения, тем более на вынесение приговора. Хотя присяга и обязывает судей поступать правильно по отношению ко всем людям в соответствии с законом и его применениями, без страха или пристрастия, без благосклонности или злого умысла, они по-прежнему подвержены все тем же человеческим слабостям и когнитивным искажениям, что и все мы. Не бывает двух одинаковых судей, и двое осужденных за одинаковые преступления могут получить совершенно разные приговоры в зависимости от того, кто их будет судить. От того, кто будет вашим судьей, зачастую напрямую зависит, что вы получите.

Если судебное разбирательство состоялось, то приговор вынесет все тот же судья, однако если обвиняемый признал вину, то нормальной практикой является приглашение на слушания по вынесению приговора случайного судьи. Завсегдатаи судов успевают хорошенько ознакомиться с индивидуальными особенностями местных судей, и сидящие напротив адвоката матерые уголовники могут либо разразиться слезами, либо начать выплясывать на столе от радости (мне доводилось видеть и то, и другое), когда тот сообщает, какой именно судья будет выносить им приговор.

С учетом того, что известно об образовании, социальном происхождении и профессиональном опыте судей, сложно поверить во внушаемую таблоидами теорию заговора, согласно которой судьи в политическом спектре придерживаются крайней левой позиции, однако бесспорным фактом является то, что одни из них действительно мягче других. Порой можно наблюдать весьма неприятную возню, когда барристеры, чьи дела стоят в очереди на рассмотрение, прознают, что менее строгий судья в другом зале суда закончил раньше срока, и череда молящих париков начинает втихомолку умасливать судебного секретаря, чтобы заполучить себе заветное место на спасительной вертушке из Сайгона[23].

Стараться не раздражать судью – еще одно ключевое условие, чтобы можно было рассчитывать на более мягкий приговор. Причем касается это в такой же степени и вашего адвоката. Если судье нравится барристер или солиситор, то он будет гораздо более расположен к тому, чтобы дать шанс преступнику, с которым еще не все потеряно. Когда я только начинал адвокатскую практику, то обнаружил, что жалость – довольно сильная карта, которая может быть разыграна ненароком в мою пользу. Я не сомневаюсь, что как минимум в нескольких моих делах судья, смерив взглядом никудышного сосунка-защитника, из жалости ко мне выносил куда более милосердный приговор, чем мой подзащитный заслуживал. С другой стороны, мне доводилось наблюдать, как судья с трудом сдерживает свое презрение к барристеру защиты. Когда защита начинала приводить необоснованные доводы для смягчения приговора, доходило до того, что по лицу судьи практически можно было прочитать, как тот мысленно добавляет месяцы к приговору с каждой минутой выступления барристера.

В наших кругах ходит легенда об одном (ныне уже на пенсии) судье, который как-то раз выносил приговор по делу о довольно жестоком бытовом насилии. На слушании прикованная к инвалидной коляске мать ответчика, находившаяся, как было сказано, под его опекой и чья инвалидность была центральным аргументом в ходатайстве барристера о смягчении приговора, была целенаправленно усажена в первом ряду скамей для публики и тихонько всхлипывала на протяжении всего заседания. Судья приговорил обвиняемого к трем годам. После этого он вызвал незадачливого барристера к себе в кабинет, стащил с него парик и сказал: «Ну что думаешь, малец? Малость жестковато? Я собирался дать два года, но потом он решил надавить на жалость».

И дело тут не только в характере. Внешние факторы также играют немаловажную роль. Могу вас заверить из своего личного опыта, что если ваше слушание по вынесению приговора было перенесено на вторую половину дня судьей, который рассчитывал после обеда освободиться, то ничем хорошим это не закончится, и даже научные исследования подтвердили, что недовольство порой является двигателем строгих приговоров. Так, в одной работе двух экономистов, изучавших вынесенные в ювенальном суде Луизианы приговоры в период с 1996 по 2012 год, было убедительно продемонстрировано, что выпускники Университета штата Луизиана выносили более строгие приговоры после неожиданных поражений «Тигров» – футбольной команды их родного университета (5). Статистическое исследование проводилось с контролем других факторов – единственным объяснением наблюдавшихся отклонений было то, что судьи выражали свое недовольство в суде, вымещая его на неудачливых подсудимых.