Капитан Два Лица - Эл Ригби

— Почему же ты не пьешь? — тихо спросил Кеварро. — Плохое?

Он продолжал улыбаться, а его кожа уже чуть побледнела. Дуан, вскочив с места, рванулся к нему.

Не будь стол прибит прямо к дощатому полу, он бы перевернулся. Кеварро безропотно позволил схватить себя за ворот и рывком поднять, даже не пошевелился. Пустая братская чаша опрокинулась от неосторожного движения. Там, в серебре, не осталось ни капли.

— Та’аш!

Пальцы, сжимавшие темную, шитую золотом ткань, предательски тряслись. Их сводило от неожиданного холода, пробравшегося с моря. У Дуана потемнело перед глазами, и это действительно мог бы быть яд, но не был. Проклятье, не был, проклятье, да, может, лучше бы был.

— Почему?!

Это все, что Дуан произнес. Точнее, Рыжая ударом под дых вбила из него слово, которое уже срывалось с губ Дарины, всего только вчера, и причиной которому был тот же человек.

— Он приказал мне сделать это сегодня, Ино, — прошелестело рядом. — Это… всегда были его решения. Но я не смог, хотя клялся, не мог, хотя Моуд накажет меня. Мне проще поступить так.

Сопоставить все произносимые с паузами слова, увязать в цепь было почти невозможно, но одно стало Дуану ясно. Кеварро, поначалу сам державшийся на ногах, терял опору, как терял и способность дышать. Рукой советник попытался схватиться за стол, наткнулся на чашу; она откатилась дальше, а пальцы соскользнули. Кеварро падал. Дуан опустился вместе с ним на пол, плавно и осторожно, как только мог.

— Мой друг…

Желтые глаза тускнели; Дуан знал, что в конце они почернеют, как уголь, и потеряют блеск, он видел подобное. Дыхание становилось совсем тихим и хриплым, точно что-то, попавшее в горло и вставшее поперек, мешало. Это что-то разрасталось и в худой груди.

— Давно, еще в войну, когда я был ребенком, он вытащил меня из-под копыт лошади альраилльского солдата, спас мою жизнь. Как обычно у знатных людей, мы скрепили это ритуалом Моуд, смешали кровь в чашах весов. Я должен был отплатить, но он очень долго ничего не требовал, так долго, что я успел забыть. Лишь потом, когда попал ко двору Талла, я…

— Кто он? — Дуан наклонился ближе, с ужасом ощущая, как удивительно быстро остывает в его руках черное тело. — Кто?

Ответ был ему почти известен. И нуц произнес имя, а потом, совсем глухо, добавил:

— Прошу, поверь одной важной вещи. Твой отец умер сам, раньше… — Кеварро поднял руку и неосознанным движением оттянул воротник. — Чем я нашел бы в себе мужество…

— Я знаю. — Дуан провел по его волосам, убирая с глаз, еще горящих, но замутненных подступившими слезами боли. — Знаю, верю. Скажи мне, есть от твоей отравы…

Он догадывался, что яды, приготовленные для королей, не имеют антидотов. И все равно спрашивал, ловя себя на том, что в очередной раз пытается встряхнуть советника за плечи, возможно, делая ему больно. Кеварро покачал головой на оборванный вопрос и вдруг опять улыбнулся.

— Я рад. И знаешь, я уже подарил ей тот твой… трофей…

Больше, кажется, он говорить не смог; веки опустились. В мгновение, когда Дуан притянул нуц ближе, зачем-то пытаясь удержать еще не до конца исчезнувшее тепло, слетела с петель высаженная дверь.

— Не смей пить с ним!

В капитанскую каюту ворвалась Дарина, за которой, как на аркане, тащился принц Арро. Видимо, он пытался удержать ее за плечо, в прямом смысле поняв просьбу «не отлипать от прекрасной дамы, пока мы с советником не поговорим». Черный Боцман высвободилась и мгновенно пересекла комнату с новым криком:

— Я же так и знала, дурья башка, знала, что ты вли…

Она осеклась, уставившись вниз.

— Что происходит?

— Ничего страшного… мое прекрасное наваждение. Здравствуй.

Это произнес Кеварро, вновь приоткрывая глаза и пробуя податься к Дарине поближе. По напряженным мышцам пробежала судорога, которую Дуан, казалось, ощутил сам. На губах выступила иена.

— Не двигайся, — хрипло попросил или велел он.

Дарине вряд ли нужно было что-либо объяснять, она догадалась мгновенно. Наклонилась, схватила холодную руку в свою. Она не плакала, только тоже дрожала; Дуан смотрел на ее лицо, не отстраняясь, судорожно сжимая кисть у советника на предплечье. Оно становилось все холоднее и тверже; черный народ костенел, едва сомкнув в последний раз глаза, и тело обращалось в подобие деревяшки. Дурнота, сжавшая нутро, накатывала вновь и вновь то горячими, то ледяными волнами. Она по-прежнему напоминала действие яда, худшего из ядов. Дуан глухо зарычал сквозь зубы.

— Носи жемчужину, пожалуйста, — прошептал нуц.

— Жемчужина!

Дарина неожиданно дернулась, выпустила советника и полезла в карман длинной рубашки, в которую вечно рядил ее Железный. Она зашарила там быстрыми, нервными движениями и наконец извлекла внутреннюю раковину шан’аацца, блеснувшую черно-лиловыми створками. Вместо того чтобы открыть, Черный Боцман сжала подарок, раскрошив в порошок, оставила в пальцах только маленький шарик из темного перламутра — гладкий и слегка светящийся в полумраке.

— Если только ты любишь меня хоть немного… если не любишь, если хотя бы вожделеешь, если проклянешь, когда узнаешь ближе, мне плевать…

Дуан наблюдал за вспышкой ее внезапного помешательства отрешенно, так же — слушал нелепое бормотание. Странное ощущение: будто самого его заперли в банку для бабочек и дают посмотреть на происходящее вокруг, но на это происходящее реагировать совсем не нужно. Спустя мгновение Дарина поднесла жемчужину к сжатым губам советника.

— Парьяла милосердная… Джервэ великая… и ты, ветреная Моуд…

Жемчужина почернела разом, будто кинутая в костер. Она обратилась в тот уголек, каким должны были стать глаза нуц в момент смерти, а потом — в струйку дыма и ускользнула вверх, под потолок. Кеварро вздрогнул. Сделал глубокий, медленный и, кажется, не затрудненный вдох. Дрогнули веки. Наконец глаза распахнулись. В них снова загоралось золото.

Дарина радостно вскрикнула и потянула советника к себе. Дуан не решился ей мешать, разжал руки и отстранился, потом встал, накрепко впившись в стол, иначе ноги держали неважно. Теперь он вспомнил предание, будто жемчужина из нутра проклятой морской твари побеждает любой яд и любой недуг. Всего один раз, отдав за чужую жизнь свою красоту.

Принц Арро так и стоял все это время рядом — с выражением почти полного спокойствия на тонком лице. Впрочем, возможно, лицо было другим, пока Дуан на него не смотрел. Но сейчас нирец даже слегка улыбнулся и тут же извинился:

— Маару Дарину трудно оказалось остановить.

— Дарину? — тихо переспросил Кеварро. Кажется, он постепенно приходил в себя.

— Дуан. — Черный Боцман подняла глаза. — Ты не мог бы нас ненадолго…

— Дуан? — на этот раз переспросил Арро, и его брови приподнялись.