Невероятная частная жизнь Максвелла Сима - Джонатан Коу

— Почти, — эхом отозвался я.

— Да, почти.

— Мам! — К нам бежала Яньмэй, за ней, чуть приотстав, следовала Дженифер. — Сколько времени? Нам ведь еще не пора уходить?

— Боюсь, пора. Мама Дженифер, наверное, уже ждет нас. И не надо так убиваться — по-моему, она собиралась устроить охоту на пасхальные яйца…

Лица девочек мгновенно просветлели.

— Ладно, — сказала Дженифер. — Но сначала мы еще разок искупаемся, последний разок!

Они рванули к бассейну.

— Пять минут! — крикнула им вслед Лиань и повернулась ко мне, чтобы что-то сказать, но увидела, что я опять погружен в свои мысли.

— Простите, — встряхнулся я. — Я даже забыл, что сегодня пасхальное воскресенье. Праздник Восхода солнца…

— Восхода солнца? — с недоумением переспросила Лиань.

— Разве не от этого празднества пошла Пасха? Считалось, что это пора новых рассветов, новых начинаний.

Она улыбнулась и произнесла мягким извиняющимся тоном:

— И вы надеялись, что я стану вашим новым начинанием. Я и Яньмэй. Мне очень жаль, Максвелл, но… вам придется поискать в другом месте.

— Знаю.

— В любом случае… — она осеклась. И эта осечка была вызвана нерешительностью; чувствовалось, что Лиань одолевают сомнения и она не осмеливается высказаться до конца.

— Да? — Я не мог это так оставить.

— В любом случае, — все же продолжила она, — то, что вы ищете… близость… с нами вы бы ее не нашли.

— Вы так думаете? Но откуда эта уверенность?

Лиань подняла с песка пластиковую чашку, из которой я пил, и вытряхнула из нее осевшие на дне капли чая. Затем привинтила чашку к горловине термоса. Проделывала она все это медленно, автоматически, ее мысли — то, что ее действительно занимало в этот момент, — были где-то далеко.

— Эта девушка, Поппи, — заговорила она наконец, — она меня заинтересовала. В ней есть что-то особенное. Думаю, из тех людей, которые повстречались вам на пути, она понимает вас лучше всех.

— Да, но Поппи ясно дала понять, что мы можем быть только друзьями и ничем больше.

— Конечно. И однако… Когда она пригласила вас на ужин к своей матери… это вас не удивило, не показалось чем-то необычным?

— Необычным? В каком смысле?

— Ну, с ее стороны это был великодушный жест. Она надеялась вам помочь и при этом проявила определенную… прозорливость.

— Согласен, — ответил я слегка нетерпеливо, — но я уже объяснял, с ее матерью у нас не сложилось, если в этом была идея. Она мне не приглянулась.

— Полагаете, Поппи хотела свести вас со своей матерью?

— Разумеется. Она мне сама сказала.

— Именно с матерью, а не с кем-нибудь другим?

— С кем это — с другим?

— Там ведь был кто-то еще.

О ком это она?

— Да никого там не было, — сказал я. — Только молодая пара — лет на двадцать моложе меня — и ее дядя Клайв. Вот и все.

Лиань в упор смотрела на меня. Улыбка опять начала расползаться по ее лицу, но вскоре пропала, когда изумление, отразившееся на моем лице, сменилось возмущением.

— Простите, — сказала Лиань, — лезу куда не просят. — Она торопливо запихнула в корзинку все, что осталось от пикника, и встала. — Пожалуй, я пойду, пора вынимать девочек из воды.

Я все еще потрясенно молчал, но тоже поднялся и машинально пожал ее протянутую руку.

— Прощайте, Максвелл Сим, — сказала она. — И постарайтесь не сердиться на тех людей, которые думают, что знают вас лучше, чем вы сами себя знаете. — С этими словами она двинула прочь.

Я постоял немного в растерянности, а потом бросился ее догонять:

— Лиань!

Она резко остановилась, обернулась:

— Да?

Не соображая, что делаю, — соображать я был не в состоянии — я схватил ее, обнял и со всей силы, яростно, прижал к себе. Я держал ее так крепко, что она не могла пошевелиться. И наверное, едва дышала. Я держал ее так… не помню, как долго. А потом оглушительно, судорожно, так что меня прошибло насквозь, всхлипнул и, уткнувшись ртом в ее волосы, рыдая, зашептал:

— Это тяжело. Страшно тяжело. Знаю, мне от этого никуда не деться, но никогда еще мне не было так тяжело…

Я почувствовал на груди ее ладонь, Лиань отталкивала меня, сначала мягко, потом настойчивее. Разжав руки, я отступил назад, вытер слезы и отвернулся: пристыженный; потерпевший крушение; лишенный всего, что у меня было.

— Вы уже почти справились, Максвелл. Почти справились. — Она погладила меня по руке и снова, уже окончательно, зашагала прочь, окликая на ходу своих девочек.

На пляже я просидел до заката.

Было любопытно наблюдать, как меняются краски на небе. Я впервые это видел. Серое медленно превращалось в серебристое, когда облака начинали рваться и пропускать блики уходящего солнца. Но довольно скоро они вспыхнули золотистым свечением и распались, удаляясь друг от друга все дальше, а солнечный свет слабел и угасал, пока небо не прочертили бледно-красные и голубые полосы. Люди по-прежнему приходили на пляж и уходили. Но в бассейне больше никто не купался. Длинный день потихоньку сворачивался.

Я уже скучал по Лиань. Уже терзался мыслью, что больше никогда ее не увижу. И по отцу я тоже скучал. Надо было ехать к нему — в конце концов, мне совсем скоро, буквально через пару часов, лететь в Лондон, — но что-то мешало. Я сидел как парализованный. Впрочем, настоятельной необходимости торопиться к отцу не было, ведь он возвращается в Англию. Скоро мы будем проводить много времени вместе — и хорошо проводить.

Но не мог же я сидеть на пляже до скончания веков. Я бы опоздал на самолет, кроме всего прочего. Пора было подниматься со скамьи. Но я чувствовал, что сперва должен кое-что сделать.

Мне было необходимо поговорить с одним человеком — срочно, немедленно. Необходимо позарез и даже более позарез, чем тогда, когда я в подпитии мотался по Кернгормским горам и вокруг свирепствовала метель, а мой мобильник разрядился.

Сейчас-то с телефоном все было в порядке.

Так что же удерживало меня?

Я был как Яньмэй, когда она стояла на бортике бассейна, собираясь с духом, чтобы нырнуть. Но в отличие от нее, я знал, что меня ждет, как только я нырну, как только наберусь мужества это сделать, — прохладная свежесть воды, неведомое прежде ощущение внутреннего покоя, чувство свободы…

Ты почти справился, Макс. Почти справился.

Который час в Лондоне? Разрыв во времени свелся к сущей ерунде за последнюю неделю. Британия перевела стрелки на час вперед в преддверии лета, а Австралия — на час назад в преддверии зимы? Или все наоборот? Ладно, какая разница. Итак, если в Сиднее сейчас пять часов, то в Лондоне… очень раннее утро. Слишком рано, чтобы звонить кому-нибудь? Трудно сказать. Для этого звонка конкретное время не имело никакого значения. Либо ему обрадуются, либо нет.