Хэда - Николай Задорнов

Унтер-офицеры развели людей по работам. Всюду красная россыпь, как мак в зеленых хлебах. Ударил молот в задымившейся кузнице.

Колокольцов приказал подкатывать к стапелю тяжелые лебедки.

Полозья, тесанные из толстых бревен, можно поднять на стапель руками, в распоряжении Александра сотни сильных людей. Хотелось полозья поставить и показать, как можно облегчать труд. Александр втайне гордился своими простыми устройствами, шкивами, блоками и талями, своим токарным станком, верстаками, кузницей.

Весь день пелись протяжные песни, означавшие, что снова началась тяжелая работа, требующая времени и терпения.

У колеса лениво ходил матрос в жестких больших варежках и быстро вил канат. В яму закладывали поленья, зажигали и замуровывали, чтобы томились.

Смола стекает по желобу. Парусники шьют паруса. Густой черной краской покрывались листы меди на бортах. Шхуна на глазах у множества работников превращалась из сокровища, сиявшего золотом, в настоящий черный корабль. Для жителей Хэда черный корабль больше не будет пугалом!

Люди приходили из деревни, подолгу смотрели, стоя под стапелем, приезжали какие-то знатные гости со слугами, с дорогими зонтиками от солнца. На пригорках всегда видны целые семьи любопытных крестьян. Сидят часами. Одни уходят – другие появляются.

Плотники изготовляют две мачты. К ним реи, стеньги. Объясняли через переводчика, что рангоут будет ставиться после, когда шхуна сойдет на воду, но изготовить надо все заранее.

Площадка, пристроенная к стапелю, должна быть удлинена и доведена до обрыва в море. Закончены полозья спускового устройства, как для саней небывалых размеров. С кормы и с носа шхуну чуть приподымут двойными рычагами подъемников и подведут тогда полозья под борта.

Каждое утро Алексей гордился удалой матросской маршировкой своей роты. Теперь вся команда занята, дела еще много, надо все закончить и потом привести в порядок саму площадку.

Сибирцев получил приказ: в Симода! За пушками!

Достал английский журнал. Помещен фотографический снимок «Долина смерти под Балаклавой». Ущелье между нескольких оголенных склонов. Лес, видимо, был, но уничтожен бомбардировками бесследно. В долине и по склонам – сплошная россыпь русских ядер, как крупная галька, покрыла всю почву. Видно, противнику нелегко дается сидение в Балаклаве!

– Она никогда не сойдет! – говорил плотник Ватанабэ, один из тех, кто советовал Таракити ставить японский руль на западном судне.

– Сойдет! – отвечает Таракити. Он строил. Как судно пойдет в море, точно не известно, но он уверен, что пойдет.

– Грот-мачта готова, можно принимать, – сказал Таракити, когда подошел Колокольцов с унтер-офицерами.

Аввакумов и Глухарев осмотрели мачту.

– Ну, вот и все! – сказал Кокоро-сан. – Большой работы для тебя уже нет, только черная работа. Будь с людьми под рукой. На днях спуск шхуны. Мелкой работы еще много. Я скажу Евфимию Васильевичу, что ты закончил мачту.

– Спасибо, спасибо, спасибо...

– Они, видно, еще что-то хотят сказать, – заметил Глухарев, – это у них только присказка. А сказка впереди.

Глухарев пояснил, что плотники все смотрели рисунки и планы устройства кают и просят сказать адмиралу, чтобы разрешил и доверил им после спуска всю внутреннюю отделку шхуны, постройку кают, поделку мебели также.

– Скажи сам, что хотел! – обратился матрос к молодому артельному.

– Мы видим, – сказал Таракити, – вы очень хорошо сделали большую работу. Разрешите двум японским артелям плотников, мне и Хэйбей-сан, сделать маленькую работу.

– Какую? – спросил Колокольцов.

– Отделать шхуну внутри. Мы постараемся исполнить красиво.

Вечером Путятин услыхал от Колокольцова, о чем просят японцы. Почувствовал, как слабеют его глаза, как он тронут и поддается чувству...

– Только чтобы им никто не мешал, – сказал Путятин. – Понаблюдайте. А то опять прорубят что-нибудь и все испортят.

– Они теперь сами знают, что менять ничего нельзя, и просят лишь об отделке. Хэйбей уверяет, что составилось для этого художественное товарищество.

– Дай ему бог! Экий непоседа. А право, талант! Передайте им, что я разрешил и благодарю.

При свете фонаря Гошкевич писал столбцы иероглифов. Под диктовку адмирала писались письма уполномоченному японского правительства Кавадзи Саэмону но джо. Губернатору города Симода Накамура Тамея. Исава-чину. Эгава-сама, дайкану округа Идзу. Высшие чиновники приглашались прибыть в деревню Хэда на спуск корабля «Хэда» со стапеля в море. Назначен день. Подписано: Путятин. Так на каждом письме. Утром Уэкава послал почту на «быстрой лошади».

Алексей Сибирцев прибыл в Симода. Матросы должны погрузить за день шесть пушек на баркас. Артиллерийский полковник Лосев выбрал их из шестидесяти еще прежде для вооружения шхуны. Все шесть оттащили в сторону и приготовили заранее.

– Р-раз-два, взяли!

Японцы помогают матросам тянуть тяжелое орудие к берегу.

В храме Гекусенди опять у ворот ходит наш матрос в парусиннике.

– Вы вернулись, Эйли? – восторженно говорит Сиомара. – Мой лейтенант!

Пили чай на террасе. Алексей играл с детьми, клеил из бумаги судно.

– Russian ship, please[65], – просила маленькая дочь Варда.

Алексей сделал копию «Дианы» с тремя мачтами и парусам.

– Russian flag, please[66], – попросила девочка.

«Милые, воспитанные дети, вырастут порядочные люди!» – подумал Алексей.

Анна Мария сказала, что она очень благодарна Посьету, который познакомил ее с Кавадзи. Один из самых красивых и умных мужчин, которых она когда-либо видела! Жаль, что его нет в Симода!

Сиомара сказала, что, несмотря на красоту природы, она очень соскучилась о настоящем городе, о простой кондитерской, по прогулке без соглядатаев. «Мне опротивели японцы, так же как и наши моряки!»

Анна Мария пела вечером, и опять Алексей и Сэйди гуляли среди цветущих кустов. Одни отцветали, другие распускались все пышней. На закате их буйное цветение охватывало храм как пламенем... Утром дорожки были усеяны массой опавших печальных лепестков.

В Управлении Западных Приемов переводчик Мариама Эйноске трижды поцеловал Алексея, размашисто обнимая его обеими руками, как лихой русский барин.

Сибирцев передал Накамура еще одно письмо от адмирала. Сказал, что все ждут Накамура-сама. Еще одно письмо для Кавадзи. Все желают прибытия Кавадзи Саэмона но джо, все хотят его видеть.

Накамура ответил, что Кавадзи-сама, к сожалению, вероятно, не сможет прибыть... В отъезде...